Жизнь как песТня - [26]

– Не может быть? – всплескивал руками от нахлынувшего возмущения чиновник. – Это же просто безобразие!

– Да что там безобразие! – накалял обстановку Яков Исидорыч. – Не безобразие это! Разбой среди бела дня!

– Что же это делается такое? – сокрушался босс, оглушенный рассказом о колоссальных убытках, нанесенных государству достаточно скромными на первый взгляд артистическими суточными. – И где же выход?

Вот тут-то и наступала развязка.

– Выход есть! – торжественным тоном спасителя провозглашал Кипренский.

– Да что вы говорите? Ну и какой же? – вскидывался начальник, уже потерявший всякую надежду на спасение отечественной экономики.

– Господи! – удивлялся Кипренский. – Ну, вы как маленький, ей-богу. Элементарный! Если мы сыграем наши шестьдесят концертов не за месяц, как запланировано, а скажем, дней за пятнадцать, то мы уже имеем прибыль не менее трехсот девяноста рублей. А если добавить туда же еще и расходы на проживание в отелях (тут он делал начальнику явный комплимент, потому что та срань, в которой мы жили, с трудом тянула даже на хижину дяди Тома), то в таком случае мы вообще сэкономим тысченки полторы. Согласитесь, денежки немалые!

– Ну не могу же я, в самом деле, в гостиницу вас бесплатно заселить. От меня-то что зависит? – недоумевал начальник.

– Очень многое! – выходил на финишную прямую Яков Исидорыч. – Если вы дадите разрешение на проведение в районе не двух концертов в день, как записано в нашем маршрутном листе, а как минимум четырех – Минфин скажет вам спасибо. Это я вам ответственно заявляю.

– И все?

– И все!

Начальник облегченно вздыхал и, радуясь тому, что все так замечательно завершилось, подписывал подобное (кстати, категорически запрещенное тем же Минфином) разрешение, искренне полагая, что тем самым действительно поддержал чуть было не пошатнувшееся из-за такой ерунды материальное благополучие родной державы. По окончании церемонии Кипренский, долго не отпуская, мял начальственную ладошку, преданно смотрел в глаза и приглашал на концерт. Начальник обещался непременно заглянуть и, как правило, не приходил. Но Кипренскому это уже было глубоко безразлично – заветное разрешение приятно согревало карман. Однако в нашей поездке отработанный прием чуть было не дал сбой. Секретарем по культуре оказалась женщина. Такая типично партийная дама. Губки бритвочкой, мужская стрижка и черный двубортный костюм. Сжав свои змеиные губки, она сухо выслушала краткий социологический обзор и дала разрешение. Кипренский прижался мясистым ртом к партийной ручке и привычно пригласил на концерт. А дама ему:

– А я слышала, что вы халтуру привезли.

На что Яков Исидорыч, не давая ей опомниться, с лета отвечает:

– А я слышал, что вы живете с ассенизатором!

Попрощался и вышел. А вечером раздался звонок. Звонил партайгеноссе Ленконцерта. Тот самый, который ходил в обком просить за Кипренского чуть ли не ежемесячно.

– Яша, – спросил он, – это правда?

– Скажи, что именно, и я развею все твои беспочвенные сомнения! – несколько витиевато отозвался Яков Исидорыч.

– Да я про эту стерву из райкома. Правда? Ты что, действительно сказал, что она живет с ассенизатором?

– Откуда такая осведомленность? – поразился Кипренский. – Еще и дня не прошло!..

– Телефонограмма пришла, – вздохнул партайгеноссе. По всему чувствовалось, что он порядком устал от Яшиных выходок, но предать не мог. Во-первых, он был порядочным человеком, а, во-вторых, много лет назад они с Яшей вместе учились. – Она ж не просто секретарь по идеологии, что само по себе не подарок, – грустил он в телефонную трубку, – она же еще и депутат, сучка эта. Из обкома звонок был… Возмущаются. Как можно, говорят, депутата Верховного Совета оскорблять тем, что она якобы живет с ассенизатором! Это же, говорят, дискредитация власти!

– Ну, – пошел в атаку Яков Исидорыч, – честно признаться, я не понимаю, что плохого в том, что человек живет с ассенизатором. Такая же профессия, как и все остальные. Живет себе и живет! Пусть радуется, что так повезло. Я лично знаю сотни женщин, которые почли бы за счастье найти какого-нибудь завалящего ассенизатора, да ведь нету. Нету! Дефицит, можно сказать. И потом, она же не дала мне досказать.

– Что не дала досказать? – чуть ли не завыл партийный товарищ.

– Она не дала мне досказать, – тоном заговорщика зашептал Кипренский, – что она живет не просто с каким-то там безвестным ассенизатором, а с ассенизатором – Героем Соцтруда, почетным гражданином Нижнего Тагила и трижды орденоносцем ордена Ленина!!! – И выдохнул воздух.

А студенческий друг, наоборот, едва не задохнулся от подобной лжи.

– Яша, – попросил он чуть не плача, – я тебя умоляю, заткни свой поганый рот раз и навсегда. Тебе ведь всего полгода до пенсии осталось! Чтоб в послед-ний раз!

– В последний-последний! – согласился Кипренский и на следующий же день, представляя во время концерта инструментальный ансамбль, объявил:

– У рояля Вадим Шпаргель, ударник – Михаил Тургель, гитара – Иван Соколов. – Помялся секунду, помучился и залепил: – Почти русская тройка!

Неисправимый был человек.

Вообще, на гастролях часто происходит всякого рода ерунда. То есть, когда она случается, ничего необычного в ней как бы и нет, и только по прошествии времени, оглядываясь назад, начинаешь осо-знавать всю парадоксальность произошедшего.