Жизнь как песТня - [24]

– Дочка, по-моему, он пристрастен к вину!

Так и сказала: «Пристрастен». Не полкан подзаборный, не бормотушник… Нет! «Пристрастен»!

– А то, что он еврей, тебя не пугает? – дипломатично спросила Ира.

– Ну что же поделаешь, дочка! – вздохнув, откликнулась маманя. – Одним больше, одним меньше.

Дело в том, что и старшая дочь была замужем за евреем. Прямо как проклятие какое-то висело над их семьей. Когда, спустя год, мы привезли из роддома новорожденного Дениску, теща погладила малыша по голове и грустно констатировала:

– Надо же, такой маленький, а уже жидовчик.

– Не волнуйтесь, дорогая, – сказал я, – когда мальчик вырастет, он у нас обязательно будет русским. Это я вам гарантирую.

– По паспорту, может, и будет, – про-должала грустить теща, – а вот по папе?

Я почувствовал себя глубоко виновным в трагическом будущем ребенка и дал слово воспитать его так, чтобы в национальной принадлежности мальчика никто не усомнился. Я покупал ему картинки с русскими пейзажами, читал сказку «Теремок» и разучивал с ним наизусть «Дубинушку». Все мимо. Мальчик никак не отрывался от семитских генов, хоть и был похож скорее на маленького араба, чем на то, что ему инкриминировали взрослые. Да что там взрослые? Однажды он, смахнув слезу, спросил:

– Папа, а почему детки в садике меня ливрейчиком называют?

– Ну и пусть называют, – как мог, успокаивал его я. – Не страшно. Детки еще глупые. Не понимают.

– А если не страшно, почему они меня боятся и не хотят со мной играть?

Не знаешь, как и ответить – такие дети задают вопросы каверзные.

Один мой приятель как-то сказал после третьего стакана:

– Я вообще, Илюха, не понимаю, какая разница, кто ты? Главное – каков ты. Если бы я был премьер-министром, я бы ввел новые паспорта без всяких национальностей. Пункт первый – имя, пункт второй – фамилия, пункт третий – год рождения, пункт четвертый – гражданство, пункт пятый – еврей, не еврей – нужное подчеркнуть.

Большой был философ.

На этот счет помню я одну историю. Много лет назад поехали мы с Володей Винокуром за рубеж. В Монголию. Перед войсками выступать. В те незабвенные времена зарубежье для советского человека всегда начиналось в Монголии и ею же заканчивалось. Все, что находилось за кордоном Монголии, это уже была не заграница. Это уже было нечто недосягаемое. Как космос. И если некто возвращался, допустим, из Японии и дарил в качестве презента своему приятелю, скажем, жвачку, то приятель непременно показывал с гордостью сей заграничный предмет своим домочадцам, а те, беря его в руки осторожно, как священную реликвию, цокали языками и восхищенно приговаривали: «Ну надо же! Живут же люди!»

Так вот, в этой самой замечательной поездке сопровождал нас стукачок (или сурок, как его еще называли) Евгений Иванович Ушкин. Невероятно сизо-красный нос Евгения Ивановича не позволял усомниться, какой род занятий был ему больше всего по сердцу. Да, он любил выпить. По этой же причине обожал послеконцертные банкеты с местным дивизионным или гарнизонным начальством. Для этого дела у него даже был заготовлен лаконичный, но емкий тост.

– Выпьем, друзья, за великий союз. Союз армии и искусства! – нежно говаривал он, после чего с сознанием выполненного долга самоотверженно брался за бутыль и через полчаса валился под стол.

На одном из таких банкетов сидевший рядом с Ушкиным начальник Дома офицеров спросил:

– Слушай, а Винокур кто у нас по пятой – граф? Больно уж отчество у него нечеловеческое – Натанович!

Начальник угодил в самое больное место. Евгений Иванович в момент скуксился и, поковыряв вилкой яйцо под майнезом, угрюмо произнес:

– Если б он один – это еще полбеды. У него ж вся бригада такая. В любого паль-цем ткни – не ошибешься.

Евгений Иванович был прав – бригада в этом смысле действительно сильно подкачала.

Судите сами: директор Верткин, звукооператор Грановкер, артист Бронштейн, автор Хайт, режиссер Левенбук, и на самом верху этой пархатой пирамиды сверкал рубиновой шестиконечной звездочкой сам Винокур со своим режущим слух отчеством. Вообще, винокуровское отчество часто выкидывало всякие фортели. В одном из городов ко мне подошел директор Дома культуры и сказал:

– Вот, хотим после концерта Вовику грамоту вручить. Какое у него полное ФИО?

– Винокур Владимир Натанович, – как на допросе, признался я.

– Как, говоришь, полностью? – переспросил он, очевидно решив, что ослышался.

– Ви-но-кур Вла-ди-мир На-та-но-вич! – медленно, по слогам разъяснил я по-новой.

– Угу-угу! – как-то скомканно сказал он и второпях убежал. По всему было видно: что-то не укладывалось в его директорской голове. Ну как же действительно? Народный артист России, и вдруг Натанович. Нонсенс какой-то, прямо скажем. И когда смолкли последние овации, директор, взгромоздившись на сцену, обратился к публике со следующими словами:

– Товарищи зрители! Культура – это великая сила! И позвольте мне от лица руководства вручить почетную грамоту знамени нашей культуры всеобщему любимцу Винокуру! Владимиру! Потаповичу!!! – после чего повернулся в мою сторону и выразительно посмотрел. Очень даже выразительно.

Но я отвлекся.

Итак, женитьба. Вся она была окрашена в черные тона финансового кризиса.