Жизнь как год - [27]

– Не обижайся. Мне очень хотелось побывать здесь.

– Пожалуйста. Я не буду мешать.

– Всегда ты так. Разве дело в том, чтобы только не мешать?

– Что же еще?

Она покачала головой. И грусть была в ее глазах.

– Нарви мне букет. Я возьму его с собой.

– Сейчас уже нет цветов.

– Цветов нет, но есть листья. Разве они менее красивы, чем цветы?.. Я помешала тебе? Ты хочешь остаться один? Скажи тогда, зачем ты приходишь сюда?

Я не ответил.

– Я приду сюда завтра, – сказала она. – А ты?

– А я – нет.

– Не верю. – Она повернулась и ушла, и растворилась среди берез. И тогда я бросился за ней, но не догнал, потому что некого было догонять. Только ветер вздымал маленькие вихри листьев и бежал дорожкой среди деревьев, словно это был ее след.

На следующий день я встретил ее с букетом листьев. Я излазил все овраги, стараясь найти красивые. Красные, оранжевые, темно-желтые и светло-серые. Букет ей понравился.

– Почему ты не захотел этого сделать вчера?

– Я боялся, – честно признался я. – Боялся, что не уйду от тебя.

– Ты и тогда боялся, – тихо сказала она.

– Когда тогда?

– Когда у тебя должен был родиться сын.

– Кто может знать, сын или дочь?

– Но я знаю. У тебя родился сын.

– Нет! Ты ничего не можешь знать. Это было давно. Тебя и самой-то еще, наверное, не было тогда… Да. У меня должен был быть ребенок. Но я не захотел этого. Струсил? Возможно. Тогда было слишком трудное время, чтобы рождались дети…

– У других все же рождались.

– Ну и пусть. Я ни о чем не жалею.

– А ты совсем не изменился.

– Ты говоришь так, словно знала меня раньше.

– Знала.

В тот день мы больше не говорили об этом. Просто бродили по лесу, загребая ногами листья, разглядывая муравейники, смеясь и радуясь солнцу и прозрачному воздуху. Я помогал ей перепрыгивать через ручьи, переносил через маленькие болотца, потому что она была в летних туфлях. Я разглядывал ее украдкой. Да. Она была очень похожа на ту женщину, только той сейчас было бы не двадцать лет.

– Хороший был день сегодня? – спросила она.

– День был самый лучший, – искренне ответил я.

– Ты уже однажды говорил это, – погрозила она мне пальцем.

– Значит, сегодня еще лучше.

– Мне пора. Я ухожу. А завтра снова буду здесь.

– Где ты живешь?

– Там же, где и ты. – И она ушла и снова затерялась среди берез, и маленькие смерчи побежали за ней, но не догнали и успокоились, улеглись желтыми полисами.

На следующий день я сказал:

– Ты и есть та женщина, которую я когда-то любил.

– Конечно, – согласилась она. – Я – это она.

– Как можно поверить в возможность такого?

– Но ты же сам пришел к этой мысли.

– Значит, это возможно?

– У нас стало возможным. А у вас нет.

– У вас, у нас… Как это понять?

– Я расскажу. Помнишь, в вашем классе учился один мальчишка? Белобрысый, худой. Он любил стихи и плохо справлялся с физикой.

– Помню! Мы же с ним потом в одной роте служили.

– Так вот. Он стал великим физиком. Он разработал теорию Возможных Миров.

– Неправда. Его убили. Я был с ним рядом, когда он упал. Я вынес его, но он был уже мертв.

– Расскажи…

– Что рассказать?

– Почему его убили, почему ты остался жить…

– В разведке. Мы неожиданно увидели трех автоматчиков. Он встал передо мной. Он заслонил меня.

– Вы увидели их одновременно?

– Нет. Я чуть раньше. Он смотрел в другую сторону. Надо было нам упасть.

– Ты и сейчас так думаешь?

– Я часто думал, что мог заслонить его прежде, чем это сделал он.

– Почему же ты этого не сделал?

– Не знаю.

– Так вот. Ты успел это сделать. Он вынес тебя к своим, но ты был уже мертв. Ты умер, а он остался жить.

– Нет. Все наоборот. Ведь я стою перед тобой.

– Это здесь. А в мире, который является для вас только возможным, тебя нет.

Я поверил ей, хотя не мог себе представить этого странного мира. Мира Возможного. И отсутствие себя в этом мире я не мог представить.

Был еще день. Я просил ее рассказать мне о Мире Возможного. И она рассказывала. И мир ее был прекрасен. Не своими городами и реками, не полетами, за пределы солнечной системы и радостным трудом. Он был прекрасен мыслями, чувствами и отношениями людей. Она рассказала мне про моих друзей. О белобрысом худом Поэте, который стал Великим Физиком. И о других, которых уже не было на этой Земле или о которых я ничего не знал. И чем больше она рассказывала, тем явственнее я понимал, что моя жизнь была цепочкой маленьких и больших предательств, невидимых окружающим, потому что они были спрятаны глубоко в душе; цепочкой страхов и сомнений, когда нужно было действовать прямо и решительно; цепочкой недомолвок, которые незаметно перерастали в боль и страдания других людей.

Я испугался любви к женщине, испугался, что она затянет меня в свой непонятный мне мир. И я посоветовал ей избавиться от ребенка, чтобы быть свободным. Я спрятался за спину своего лучшего друга, когда нам в лицо смотрели дула автоматов. Я не подал руки одному человеку, когда тот в этом нуждался, посмеялся над другим, когда этого не следовало делать, я ушел, когда мне не нужно было уходить, закрыл глаза, когда нужно было смотреть еще пристальнее, чем прежде.

– Неужели все это правда? – я покачал головой.

– Правда, – сказала она, имея в виду свое, потом посмотрела на меня и смолкла на полуслове.