Жизнь и учение Мастеров Дальнего Востока. Книги 3-4 - [30]

Область текста окаймлена нитевидной лозой в золоте, а ее листья инкрустированы зеленым нефритом; все эти элементы отделаны с совершенством мельчайших деталей. Каждая табличка сама по себе представляет идеальную драгоценность. Вид табличек и подобная форма датировки указывают на ранних атлантов. Каждая стоила бы королевского состояния, если бы была выставлена на продажу.

Пока мы размышляли над ними, вернулись Настоятель и Священник и привели с собой старого ламу, в ведении которого находились записи. Мы были настолько увлечены его изложением исторических знаний, что Настоятелю потребовалось напомнить нам о том, что скоро близится время нашей встречи с Далай-Ламой, а нам необходимо еще облачиться в накидки.

Когда мы вернулись в свои квартиры, мы обнаружили, что накидки для каждого уже приготовлены, однако попытки надеть их стали для нас неожиданным испытанием. Время летело так быстро, что мы решили предпринять дерзкую попытку и нацепить их как получится. Впоследствии выяснилось, что у одних они оказались вывернутыми наизнанку, у других – одетыми задом наперед, и лишь немногим удалось одеть их как полагается.

Прибыв в приемную, мы узрели Далай-Ламу, входящего в зал для аудиенций через огромную дверь в сопровождении стража. Не было сомнений в том, что на его лице промелькнула лукавая улыбка.

Мы расположились в приемной, ожидая, пока откроется предназначенная для нас боковая дверь, ведущая в зал. Вскоре она отворилась, и нас ввели внутрь, где царило самое роскошное убранство, какое нам доводилось видеть.

Потолок комнаты переходил в центре в огромный купол. В его своде было три отверстия, через которые проникали мощные лучи солнечного света, освещавшие комнату блеском и сиянием, великолепие которых не поддается описанию.

Стены были сплошь покрыты гобеленами, сотканными из золотых нитей, перемежавшимися портретами, вышитыми серебром. В центре комнаты, на возвышении, украшенном кружевным золотом, восседал Далай-Лама в шитой золотом мантии, отделанной пурпурными и серебряными тканями.

Настоятель и Первосвященник подвели нас к Далай-Ламе и, как в прошлый раз, заняли места по краям. После приветственных слов Далай-Лама сошел с возвышения и встал прямо перед нами. Он поднял руки; мы преклонили колени и приняли его благословение.

Когда мы встали, он приблизился к нашему Руководителю и, приколов к его груди какую-то брошь, или знак, промолвил следующие слова, переведенные нашим переводчиком: «Знак обеспечит вам и вашим друзьям свободу перемещения по этим землям. Вы можете входить и покидать ее по собственной воле, и вместе с этим знаком я дарую вам письменное разрешение, согласно которому вам присваивается статус граждан Тибета. Я посвящаю вас в сан Владык Великой Гоби». Затем он подошел к каждому из нас и прикрепил на грудь каждому меньший по размерам, но похожий знак. «Носите их как знак моего уважения. Они пропустят вас в любое место Тибета. Они послужат вам пропуском, куда бы вы ни пришли». Он принял свиток с разрешением из рук Настоятеля и вручил его нашему Руководителю.

Броши были прекрасны – сделанные из золота, с филигранным и удивительно живым рельефом Далай-Ламы, выгравированным в нефрите и помещенном в центре, как камея. Для нас они являли огромную драгоценность. Далай-Лама и все остальные были самой милостью. Мы смогли лишь произнести: «Благодарим вас».

Вошел старый лама, ответственный за хранилище записей, и нам сообщили, что сегодня Далай-Лама разделит с нами трапезу. По окончании ужина разговор перешел к замечательным табличкам. Далай-Лама и старый лама, говорящие с помощью переводчика, подробно описали нам историю этих табличек, и мы тщательно записали все ее подробности.

По их словам, таблички были найдены скитающимся буддийским монахом в подземных хранилищах руин старого храма в Персии. Монах утверждал, что был приведен к ним мелодичным голосом, исходящим из руин, который он услышал, когда сидел неподалеку в самадхи. Пение было настолько приятным, а голос – столь чистым, что в конце концов монах заинтересовался им, последовал в том направлении, откуда слышался голос, и оказался в разрушенном хранилище. Голос, казалось, исходил из его глубин. После тщательного осмотра монах обнаружил небольшое отверстие, и тогда он исполнился решимости найти источник голоса.

Сделав грубые орудия, он начал раскапывать обломки и наткнулся на сплошную плиту, которая представлялась частью пола разрушенного хранилища. Его сердце погрузилось в отчаяние, ибо до сих пор он считал, что мелодия, пробивающаяся сквозь руины, ведет его правильным путем.

Прежде чем покинуть это место, он решил провести некоторое время в медитации, и, как только он сел на землю, голос стал намного чище и отчетливее и его речь завершилась призывом к продолжению поисков. Почти сверхчеловеческими усилиями монаху удалось сдвинуть большую плиту и открыть отверстие, ведущее в глубину. Когда он спустился в проход, какая-то незримая сила немедленно осветила его путь. Перед ним воссиял яркий свет, и монах последовал за ним к проходу в огромное хранилище, прикрытому огромными каменными дверьми. Монах на мгновение остановился перед ними; древние петли заскрипели, и гигантский камень медленно отъехал в сторону, открывая проход. Когда монах переступил через порог, голос зазвучал еще яснее и мелодичнее, как будто хозяин принимал в своем доме гостя. Луч света сместился к центру подземелья, полностью осветив его. Таблички, покрытые многолетней пылью, покоились в нишах в стенах хранилища.