Жизнь и творчество С. М. Дубнова - [42]

С каждым днем напряжение росло, множились признаки надвигающихся перемен. Грубый окрик царя, вызванный намеками на конституцию в резолюциях либеральных земцев, отрезвляюще подействовал даже на умеренных монархистов. Престиж власти явно падал. В конце 1904 г. С. Дубнов писал: "Реформу при помощи общества грубо оттолкнули и таким образом предоставили решение вопроса революции". Действительность подтвердила эти слова: революция стояла у порога.

(126)

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ГОД

Начало революционного года застало писателя в гуще средних веков. Он заканчивал второй том "Истории", когда пришла весть о расстреле многотысячного шествия рабочих, несших петицию царю. Ружья, направленные на мирных манифестантов, расстреляли престиж самодержавия. Ток высокого напряжения пронизал страну от края до края; годами копившееся недовольство вышло наружу. Растерявшееся правительство объявило о намерении созвать совещательный парламент и разрешило обращаться к верховной власти с коллективными петициями. На деле это разрешение означало введение свободы собраний, которой так давно добивались оппозиционные элементы.

Высоко поднялась волна революционного движения в городах и местечках черты оседлости. Многолетняя подпольная работа пала там на благодарную почву: двойной гнет будил в еврейских массах обостренное чувство протеста. В то время, как в народных низах началась мобилизация сил для революционного штурма твердынь самодержавия, на интеллигентских верхах готовился мирный штурм петиционный; во всех крупных центрах происходили совещания общественных деятелей, обсуждавших требования, которые должны быть предъявлены правительству. В еврейской среде ослабление власти, недавно организовавшей погромы, приветствовалось и с точки зрения национальной; перспектива борьбы за равноправие способствовала общественному подъему. С. Дубнов переживал всеобщее воодушевление как гражданин и как еврей: наступило - верилось ему - время для осуществления юношеских порывов к свободе и для борьбы за принципы национального полноправия, формулированные в зрелые годы в публицистических статьях. Принципы эти, однако, многим в (127) его среде казались спорными; на верхах еврейского общества не было единогласия ни относительно объема специфически еврейских требований, ни относительно методов борьбы за них. Петиция, составленная в Петербурге, в кругах, близких к влиятельному еврейскому филантропу барону Гинцбургу, показалась писателю-плебею неудовлетворительной. - "Мне не понравился - пишет он - тон петиции, где вместо требования права и справедливости доказывалось, что евреи полезны для государства, а преследование их вредно. Я долго разъяснял ..., что мы теперь должны явиться к правительству, как обвинители, а не как обвиняемые". Более подходящим показался С. Дубнову проект, выработанный группой молодой демократической интеллигенции, и он предложил принять этот проект за основу, дополнив его параграфами, формулирующими национальные требования.

Весной в Вильне состоялось многолюдное совещание представителей легальной еврейской общественности. Делегаты, съехавшиеся с разных концов России и представлявшие разнообразные оттенки политической мысли, сходились в одном: необходимо создать организацию, ставящую себе целью борьбу за права еврейского населения. Инициативу взяла на себя группа столичных адвокатов, которая недавно блестяще провела защиту героев гомельской самообороны. Признанным лидером этой группы был М. Винавер, выдающийся петербургский юрист, один из основателей конституционно-демократической партии. С. Дубнов много лет подряд переписывался с ним по делам Историко-этнографической комиссии; встреча на виленском совещании положила начало многолетней совместной работе. Расходясь подчас с Винавером в области национальной политики, писатель неизменно ценил его ум, дар слова, организационные способности. Ясностью и дисциплинированностью мысли - свойствами, которые С. Дубнову, как натуре эмоциональной, всегда импонировали - Винавер отчасти напоминал Ахад-Гаама; но в то время, как аргументы творца духовного сионизма носили умозрительный, отвлеченный характер, у петербургского партийного лидера мысль неуклонно вела к действию. В последующие годы С. Дубнова и Винавера связывала, несмотря на разницу взглядов и душевного склада, большая, содержательная дружба.

(128) Много точек соприкосновения было у писателя и с представителями левого крыла совещания - убежденным демократом Леонтием Брамсоном, впоследствии лидером группы трудовиков в Государственной Думе, и примыкавшим к социалистам-революционерам киевским адвокатом Марком Ратнером. Когда доклад С. Дубнова о национальной программе новой организации стал предметом оживленных прений, молодой киевский деятель оказался самым горячим сторонником этой программы. Сущность доклада сводилась к тому, что необходимо добиваться не только гражданского и политического полноправия, но и автономии общин, признания еврейского языка и национальной школы. Докладчик выражал надежду, что созданная совещанием организация сможет со временем, расширив свой состав, превратиться в орган, осуществляющий постулаты национально-культурной автономии.