Жизнь и труды святого Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского - [21]

В видах боготворения многие принимали к себе в дом для воспитания бедных сирот, которые впоследствии также принимали обет девства. Так как правильно устроенных женских монастырей еще было очень немного, то эти воспитанницы, и придя в возраст, продолжали жить у своих воспитателей, и этот обычай мало-помалу привел к тому, что и помимо воспитательных целей девственники и девственницы сожительствовали под одной кровлей, как братья и сестры. При строго нравственном настроении такое сожительство не могло бы представляться особенно предосудительным, хотя оно уже было предметом обсуждения на соборах и запрещено было как непристойное; но легко представить себе, в какое безобразное явление мог выродиться этот обычай в столице с ее соблазнами и нравственным тленом. И действительно, такое сожительство было явлением крайне непристойным, бросавшим весьма нелестный свет на все духовенство. Нужно было искоренить его, чтобы поднять самое достоинство и влияние пастырства, и святитель начал беспощадно преследовать это незаконное сожительство и написал против него две большие книги, в которых с необычайною яркостью изобразил как самый обычай, так и те непристойности, в которые он повергает сожительствующих [24].

Зло пустило уже глубокий корень, и его трудно было искоренить сразу; но святитель не щадил усилий, и ему удалось в значительной степени очистить свою церковь от этого гнусного явления. Чтобы дать образец истинной иноческой жизни в мире, он заботился вместе с тем о возвышении и благоустроении женских монастырей. Монастыри существовали и до него, но они не столько были местом молитвы и спасения, сколько просто убежищем для лиц, наскучивших суетою мирской жизни и искавших себе приятного отдыха там — без нарушения связей с миром. Св. Иоанн подверг монастыри коренному преобразованию. Он лично расспросил всех проживавших там монахинь, и когда убеждался, что какие-то из них находились там не для спасения своей души, а по примеру своих светских подруг продолжали более помышлять «о банях, благовониях и нарядах, чем о посте и молитве», то он советовал им лучше возвратиться в мир, так как монастыри должны быть исключительно местом молитвы, поста и покаяния.

Эта строгость привела к тому, что монастыри действительно очистились от своих недостойных членов и наполнились лицами, которые искренно жаждали найти покой своим душам от окружающей мирской суеты и всецело посвятить себя на служение Богу и ближним. Радость св. Иоанна была тем большей, когда в очищенные и преобразованные им обители стали поступать поистине святые, избранные души. На голос святителя стали стекаться в них даже знатные и богатые вдовы, которые посвящали и свою жизнь, и все свое состояние на служение немощной братии. Чтобы иметь более возможности послужить труждающимся и обремененным членам христианского братства, эти знатные вдовы чаще всего поступали в должность диаконисс, в обязанности которых входило, кроме того, давать наставление оглашаемым женского пола, приготовлять их к крещению, руководить первыми их шагами в возрожденной жизни, а также нести различные обязанности и служения в церкви преимущественно по отношению к женскому полу и детям.

Служение было весьма нелегкое, и тем больше чести тем благочестивым женщинам, которые, пренебрегая всеми трудностями, принимали на себя служение и доблестно несли его до конца своей жизни. Многие из диаконисс прославились своим самоотвержением, и во времена Златоуста особенно известны из них были: Никарета, весьма знатная девица из Никомидии, посвятившая себя на служение Богу с самой своей юности, Сильвина, благородная отрасль царей мавританских, Пентадия, вдова знаменитого, но несчастного полководца Тимасия, и особенно благородная Олимпиада, которая, рано овдовев, всю свою жизнь и все свое огромное состояние (на которое неудачно притязал император Феодосий) посвятила на служение церкви. Эти благочестивые жены-диакониссы составляли главную опору великого святителя в его пастырских попечениях о духовном и материальном благосостоянии его паствы.

Борясь с нравственными настроениями своей церкви, св. Иоанн вместе с тем должен был стоять и на страже православия от нападений раскола и ереси. В его время немало смущали совесть народа новациане, которые с Запада перенесли свое учение на Восток и нашли себе убежище в Константинополе. Они с наглостью заявляли притязания на то, что только у них сохраняется истинное учение и чистая жизнь, и себя считали исключительно истинной церковью, как не терпящей нечистых членов. Это дерзкое самовосхваление глубоко возмущало святителя, и он с пламенным негодованием опровергал их. «Какая гордость, — говорил он, — какое безумие! Вы, будучи людьми, выставляете себя безгрешными? Скорее можно утверждать, что море может быть без волн; но как волны не перестают двигаться на море, так и грехи не перестают действовать в нас» [25].

Еще более озадачивало Иоанна другое зло — арианство. Хотя оно в это время уже не имело такой силы, как во времена Григория Богослова, когда все церкви столицы были в руках ариан, однако по окраинам столицы ариане были еще сильны и не упускали случая, чтобы заявить о своем существовании. Особенно они вносили смуту своими торжественными религиозными процессиями, сопровождавшимися громким пением богохульственных арианских гимнов. В этих процессиях из любопытства или невежества принимали участие и многие из православных, становясь таким образом участниками арианского нечестия. Это не могло не заботить великого святителя, и он, чтобы отвлечь православных от участия в арианских сборищах, нашел необходимым устраивать подобные же процессии с священными песнопениями и для православного народа. В этих православных процессиях приняла участие даже императрица Евдоксия, которая за свой счет снабжала народ свечами. К несчастью, процессии эти повели к беспорядкам. Столкнувшись, православная и арианская процессии не могли не возбуждать взаимного раздражения, ариане дерзко бросали в православных камнями, так что в последовавшем смятении было ранено и даже убито много людей и с той и с другой стороны, и одному из царедворцев императрицы, евнуху Врисону, была пробита камнем голова.