Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника - [8]

Мама, если я буду убит, ты вынесешь это,

Гордость твоя победит твою боль.

Тебе позволено жертву отдать

Тому, кого мы имеем в виду,

Слово «Германия» произнося.

Такой гордый траур, как это тогда демонстрировалось во многих извещениях о смерти, конечно же, был для моей матери непосилен. Я не могу сказать, как она восприняла весть о гибели моего брата. Он пал в бою уже в апреле 1945 г. Но это стихотворение на меня почти не подействовало. Конечно, его героический тон, тем более в поэтической, художественной форме, понравился мне. Но мысль о том, что это могу быть я, которого будут так оплакивать, не приходила мне в голову. Я никогда не страдал от предчувствий смерти, а наоборот, был убежден в том, что это со мной не произойдет никогда. В то время я даже с уверенностью предвкушал долгожданное испытание фронтом и отправлялся туда с легким сердцем.

Рейх был в опасности. Это не Германия объявила войну Англии и Франции, а они объявили войну Германии. Что же касалось Советского Союза, то не было никаких сомнений в том, что написало руководство Рейха в своем заявлении, направленном в адрес Советского правительства в связи с объявлением войны: «Немецкий народ осознает, что он призван спасти весь цивилизованный мир от смертельной опасности большевизма и открыть путь для подлинного процесса социального развития Европы». Этот отрывок из заявления немецкого правительства был напечатан мелким шрифтом на верхнем крае многих фронтовых почтовых открыток. Кто из нас мог сомневаться в истине того, что там говорилось? Кто мог доказать, что это было не так?

Часть вторая ОТ НОВОБРАНЦА ДО «СТАРИКА»

Июль — сентябрь 1942 г.: первые бои

15 октября 1942 г. 7-й пехотный полк стал гренадерским, получив это наименование в соответствии со старой прусской традицией. В период Первой мировой войны он назывался 10-м гренадерским полком имени короля Фридриха Вильгельма II и входил в состав 1-й Силезской дивизии. После реорганизации и переформирования в 1935–1939 гг. он стал называться 7-м пехотным полком и в составе 28-й пехотной дивизии принял участие в Польской кампании и в боях на Западном фронте в 1940 г. После заключения перемирия с Францией летом 1940 г. 28-я дивизия была переброшена в Восточную Пруссию на участок возле г. Сувалки.

С началом войны с Россией 7-й пехотный полк принимал участие в следующих операциях:

22–27 июня 1941 г.: прорыв «линии дотов».

29 июня—9 июля 1941 г.: бои на окружение в районе Белосток — Минск.

10 июля—9 августа 1941 г.: наступление и сражение под Смоленском.

10 августа — 1 октября 1941 г.: оборонительные бои на рубеже реки Попеж в районе Ярцево.

2–14 октября 1941 г.: сражение в районе Вязьмы.

15 октября — 18 ноября 1941 г.: передача полка из 28-й пехотной дивизии в состав 252-й пехотной дивизии.

19 ноября—4 декабря 1941 г.: наступление на Москву.

5 декабря 1941 г. — 15 января 1942 г.: отступление в район Рузы и упорная оборона.

16–25 января 1942 г.: «Зимнее путешествие» (стихотворный цикл Гейне и соотв. музыкальная пьеса Шуберта. Так немецкие солдаты называли свое отступление на запад на центральном участке фронта в январе 1942 г. — Прим. ред.).

26 января—28 февраля 1942 г.: широкомасштабные оборонительные бои к востоку от Гжатска.

В Гжатском укрепленном районе я и нашел этот полк. 2 июля 1942 г. в Сен-Авольде я начал свое путешествие, которое, как отставшему от своих товарищей, мне пришлось совершить самостоятельно. Путь пролетал через Берлин и Варшаву. Сначала я ехал в поездах, перевозивших людей из отпусков обратно на фронт. Но № Варшавы до Смоленска, через Восточную Пруссию, Каунас, Вильнюс, Даугавпилс, Полоцк, Витебск, я был в пустбм санитарном поезде. 4 июля я послал матери и сестрам «наилучшие пожелания с русско-германской границы». Из Вязьмы я написал 8 июля, что находился под сильным впечатлением» от русского ландшафта, от всего того, что увидел по дороге, и что надеялся прибыть в свою часть «послезавтра».

Наконец, 10 июля я написал свое первое письмо в рчестве отправителя полевой почты № 17 638 С из 6-й роты 7-го пехотного полка. От Гжатска, куда прибывали товарные поезда, я должен был идти пешком со своим ранцем за плечами. На полковом командном пункте командир «даже пожал мне руку, приветствуя меня». Затем был еще марш через батальонный командный пункт в роту, которой командовал обер-лейтенант Байер. Меня сразу же назначили 1-м номером пулеметного расчёта. Рота недавно была отведена на несколько дней на отдых в лесной массив неподалеку от полкового командного пункта и тыловой базы в деревне Жабино. На следующую ночь мы должны были вернуться на передовую и сменить другую роту. Когда мы сменяли 7-ю роту, я встретил Йохена Фидлера и его командира отделения Краклера, нашего старшего по казарменному корпусу. Фидлер сказал, что из нас одиннадцати в 7-м полку было только шестеро, остальные попали или в 232-й, или в 235-й полк.

Смена прошла гладко. С интервалом в несколько минут, избегая какого-либо шума, чтобы не насторожить противника, отделения 7-й роты, одно за другим, покинули позиции. В течение дня в траншеях было более или менее спокойно. Только время от времени русские выпускали несколько снарядов, но все они были небольших калибров. Однако ночью русские не верили спокойствию. Таким образом ночи сопровождались бесконечной и беспорядочной какофонией взрывов. В полночь, в самое темное время летней ночи, я впервые заступил в одиночку на пост часового. Где-нибудь в другом месте и при других обстоятельствах я бы мог подумать о том, как Ленау (Николаус Ленау, немецкий поэт-лирик, 1802–1850 гг. — Прим. ред.) описывал ночь, «чей темный взгляд покоился на мне, торжественный, мечтательный и нежный, непостижимо сладостный такой».