Жизнь и смерть на вершинах мира - [44]

Интерьер кафирского дома мы увидеть не смогли. В этом смысле отношение кафиров к пришельцам не отличается от поведения исламского населения. Немного ближе мы знакомились с жителями вечером, когда наш проводник Аман Ашраф организовал танцевальное представление. В полной темноте, когда мы уже собрались залезть в спальные мешки, Аман привел группу женщин и девушек, двух музыкантов и толпу любопытных. Запылал костер, и танцы начались. Они очень просты. Ритм отбивают два барабанщика. У одного из них — большой деревянный барабан, обтянутый с двух сторон кожей. Кожу нагревают над огнем, в результате чего она туго натягивается, и затем бьют по ней загнутой палкой. У второго музыканта — барабан небольших размеров, в форме песочных часов. Он висит на шее, а барабанщик лупит по нему обеими руками.

Женщины танцуют сначала группами по три. Держа друг друга за пояс, троица кружится, делая мелкие шажки, слегка покачиваясь, — и это все. Второй танец почти аналогичен, только все танцуют в одном ряду, и каждый сам по себе, а в конце ряда пританцовывает маленький мальчик. Танец сопровождается однообразным напевом, скорее просто восклицанием вроде протяжного «а-а-а», исполняемого на два голоса. Оживление вносит появившийся откуда-то третий музыкант с дудочкой, на которой он виртуозно играет. Затем в танец включается солист-мужчина, партия которого состоит из комбинации прыжков и пируэтов — в зависимости от ритма. На этом представление заканчивается. Нам хотелось бы узнать о значении различных танцев. Аман стремится помочь нам, он расспрашивает присутствующих, переводит их ответы, но результат скудный и неопределенный. Мнения танцовщиц и крестьян-зрителей различны, даже противоречивы. В целом все виденное нами — импровизация. Мы не специалисты по фольклору и не можем глубоко вникнуть в особенности кафирских танцев. Но для нас важна н интересна сама атмосфера этого танцевального вечера у горящего костра, которая, как мы надеемся, способствовала нашему сближению с незнакомым народом, встреченным почти две с половиной тысячи лет назад войском Александра Македонского.

Помимо танцев мы смогли в этот вечер изучить вблизи одежду женщин. Что касается мужского костюма, то он такой же, как у жителей других мест Северного Пакистана: широкие штаны и свободно болтающаяся рубаха, надетая поверх них, — все из домотканой материи, чаще всего серого цвета, а на голове — плоская шапочка с подогнутыми краями. Наряд женщин более выразителен. Длинное и свободное платье из черной или темно-коричневой шерстяной ткани закрывает босые ноги до половины икры. На талии — пояс из более светлой материи, иногда он украшен цепочками с бубенчиками. Рукава также широкие, ниспадающие. На руках женщины носят множество металлических браслетов, а на шее — целые связки кораллов. В ушах — серьги. Но главным украшением является головной убор. Полоса из темной шерстяной ткани — наподобие шарфа шириной примерно 30 сантиметров — сшита спереди таким образом, что покрывает голову как чалма, а сзади падает на спину. Примерно две передние трети густо расшиты белыми ракушками от улиток[2]. Нижняя треть, спадающая по спине, украшена узорчатой вышивкой и, наконец (это, конечно, новинка последней моды), орнаментом из пуговиц от рубашек. На макушке — большой помпон, часто фиолетовый, иногда дополненный перьями или кистями на шнурах. Интересно, что вся эта одежда, включая головной убор, является каждодневной, а отнюдь не праздничной. Носят ее женщины всех возрастов, даже совсем маленькие девочки.

Жалеем, что невозможно фотографировать, и мечтаем договориться о повторном выступлении уже при дневном свете. Ложимся спать с надеждой на следующий день увидеть повторение. Но ничего не выходит. Женщины не прочь возобновить танцы, но мужчины решительно запрещают нам снимать не только танцующих, но и вообще что-либо. Удается украдкой сделать несколько снимков, но в нас летят камни. И нам ничего не остается, как быстро проститься с Брамборетом и поспешить за пределы досягаемости разгневанных кафиров.

МАХАЛАНГУР-ГИМАЛ — «ГОРЫ СНЕЖНОГО ЧЕЛОВЕКА»

На горизонте — Гималаи

«Мы смотрели на восток и тщетно пытались проникнуть взглядом сквозь муссонные облака, закрывавшие Каракорум, Гималаи…» — так записал Мирек Яшковский во время минутного отдыха отряда альпинистов, только что взявшего штурмом вершину Тиричмира. Он говорил от имени всех участников тиричской эпопеи, потому что каждый из них, как только поднялся на вершину, повернулся в ту сторону, где вдали угадывались восьмитысячные великаны, и искал хотя бы щелку в облаках…

Столь же жадно и безуспешно пытаемся мы проникнуть взглядом сквозь сплошную облачность через иллюминатор «Боинга», который несет нас из Дели к столице Непала Катманду. Мы — руководитель экспедиции Иван Галфи, его заместитель и главный врач экспедиции Мирек Вольф и я — образуем передовой отряд Третьей чехословацкой экспедиции «Гималаи-73», которому предстоит решить сто и один организационный вопрос в Королевской канцелярии и Шерпском центре Гималайского общества в Катманду. В это же время шестнадцать остальных наших товарищей на грузовиках «Татра-148» и «Авиа-30» прорываются сквозь дорожную пыль североиндийского Бихара, с тем чтобы пересечь границу Непала в ее самой восточной точке — у селения Биратнагар.