Жизнь и смерть Кришнамурти - [80]

В середине декабря учителя со всех школ Кришнамурти собрались в Риши Вэлли на конференцию. Скотт Форбз, один из тех, кто прибыл из Англии, был до боли поражен ухудшением физического состояния К. Он позже напишет:

«Люди в Риши Вэлли были озабочены его слабостью; все ученики и преподаватели относились к нему очень мягко и бережно. В воздухе витало чувство дурного предзнаменования. Об этом не говорили открыто, по крайней мере со мной, — но непрозрачно намекали, что не ожидали возвращения Кришнамурти в Риши Вэлли. Должно быть, Кришнамурти готовил к этому людей, потому что они постепенно приняли как должное что он, вероятно, больше никогда не приедет в Индию.

Радхика выступала в роли хозяйки, ведя конференцию, и стараясь так же хорошо заботиться о Кришнаджи, как и выполнять обязанности в школе. Несколько раз я отмечал про себя, что она отлично справлялась со всем, держа в руках очень, очень трудную ситуацию настолько хорошо, как это только было возможно».

Ко всеобщему удивлению, К. принял участие в учительской конференции, трижды выступив и «установив все на иную основу с сияющей глубиной», как выразился один из английских учителей. В последнем случае К. спросили, есть ли разум, который не рожден знанием, и, следовательно, свободный от личного интереса. К. провел различие между умом и мозгом, назвав последний физическим механизмом, главным образом, вместилищем мысли. Ум — это совершенно иное, не имеющее отношения к мысли в сфере времени. Он спросил: «Разве в добродетель вовлечено время?» Он высказал мысль, что, вопреки человеческому опыту, добро никак не соотносится со злом, ни как реакция на него, ни как противоположность. Он поднял на конференции ряд дискутируемых вопросов, таких как учебный план, в чем, по К. была основная цель школ, — как сформировать новый мозг и что означает расцвести в добродетели.

В Риши Вэлли К. разговаривал и с детьми. Он подчеркивал, как когда-то говорил нам в 1924 году в Пержине, что нет ничего хуже, чем вырасти посредственным. Можно достичь высоких государственных постов и остаться посредственным. Это вопрос бытия, а не достижения.

Между Радхикой Херцбергер и Скоттом состоялась небольшая дискуссия о небольшом учебном центре, который предстояло построить в Риши Вэлли на средства Фридриха Гроэ. Небольшие центры предлагалось построить в Раджхате и в Уттар Каши в Гималаях, неподалеку от Дерадуна, на участке земли, преподнесенном в дар индийскому фонду и труднодоступному зимой. Все здания финансировались Фридрихом.

Во время вышеупомянутых дискуссий на подоконнике в спальне К. обычно сидела птичка-удод с длинным клювом и высоким хохолком, ударяя клювом в стекло, словно желая войти. Это случалось и во время других визитов. К. никогда не кормил птицу; и казалось, у нее не было причин проникать в комнату; однако, почти все время она была там. К. разговаривал с птицей, говорил, что ей нравится звук его голоса. Она была, как обычно, на своем месте, ударяя в стекло во время последнего вопроса К. Ее очень отчетливо слышно в записях на кассете.

19 декабря, за два дня до отъезда в Мадрас, К. сообщал Мери в своем ежедневном звуковом письме:

«Я сильно худею, быстро устаю. К середине января ты узнаешь, поеду ли я в Бомбей или полечу сингапурской воздушной линией из Мадраса в Сингапур, из Сингапура в Лос-Анджелес. Меня это привлекает — не приземляться в Лондонском Хитроу, чтобы потом пять дней спустя садиться в самолет снова до Лос-Анджелеса... посмотрим как выйдет. Я неплохо себя чувствую — ни сердечной, ни головной боли; состояние мозга хорошее, мозг работает отлично, печень и все остальное в порядке, но я, похоже, не в состоянии набрать вес. Я худею, поэтому будет мудро добраться до Сингапура, а оттуда прямо через Тихий Океан... Ты узнаешь, ведь я каждый день пишу тебе, разговариваю с тобой. Чем меньше я путешествую, тем лучше; меня сейчас все утомляет».

В записи есть заминка, когда К., очевидно, разговаривал с удодом: «Входи сюда. Я здесь. Входи же. Входи, старушка, я с этой стороны. Входи и садись. (Простите, я разговариваю с птицами) У тебя острые глазки, правда?»

К 21 числу, как он сообщил Мери, К. отменил выступление в Бомбее, приняв решение лететь в Лос-Анджелес через Сингапур. «Нельзя терять вес, — продолжал он, — я потерял немало; если так пойдет и дальше, это настолько меня ослабит, что я не смогу ходить. Так не годится».

Теперь он просил Скотта Форбза поехать с ним в Охай вместо возвращения в Европу с другими учителями. Он обменял свои и доктора Пачуре билеты, чтобы лететь Сингапур-эрлайнз, и купил один билет для Скотта. К счастью, у Скотта оказалась америкен-экспресс-кард, с помощью которой все можно было уладить. К. не мог вынести холод Европы. Он собирался покинуть Мадрас прямо с мадрасских бесед, и совещания индийских попечителей.

Доктор Пачуре организовал для К. консультацию у известного врача, как только они прибыли в Мадрас. Теперь К. весил около 97 фунтов и температурил. Врач, подозревая злокачественную опухоль, хотел взять анализы, но К. отказался предпринимать что-либо, способное помешать ему во время бесед. В результате он выступил с тремя вместо четырех бесед, выступая вечерами в саду Висанта Вихар, и попросил Скотта сдвинуть день вместо 17 на 10 января. (Он буквально мчался в Охай, чтобы передать себя в руки доктора Дойтча, — записал доктор Пачуре). Несмотря на болезнь, К. продолжал ежедневные прогулки во второй половине дня по берегу, идя от дома Радхи Бурньера.