Жизнь и смерть Эдуарда Берзина - [43]

Если лагерная администрация так кормила заключенного, что он был способен выполнять производственную норму, им были довольны и хозяйственный руководитель и охранники. Если же заключенный норму на производстве не выполнял, хозяйственник был им недоволен, потому что все предприятие могло не выполнить план. А это уже угрожало наказанием самому хозяйственнику.

Сведения о слабой работе заключенного поступали в лагерь. Лагерная администрация наказывала такого заключенного уменьшением пайка. Человек ослабевал и работал еще хуже. Соответственно его еще хуже кормили. Так могло продолжаться до тех пор, пока заключенный не умирал от истощения и упадка сил. Хотя в принципе ни его хозяйственный начальник, ни лагерная администрация не ставила цель уничтожить этого человека. Такова была система принудительного груда. Она требовала, чтобы заключенный, как машина, работал хорошо, без сбоев и остановок. Если же начинались сбои — в дело вступали строгие инструкции карательной системы, которые предписывали УСВИТЛу наказывать заключенного — «испортившуюся машину».

Конечно, как в любой системе, в лагерной администрации работали разные люди. Встречались звери, которые получали удовольствие от того, что могли уничтожать заключенных, издеваться над ними, инструкция разрешала охране стрелять в заключенного в случае нарушения им границ зоны, попытки побега и тому подобное. Конечно, охранников и воспитывали в таком духе, что они начинали считать политических, заключенных «врагами народа». Однако беспричинные убийства заключенных охраной отмечались редко.

Что же касается расстрелов, о которых есть свидетельства в воспоминаниях бывших заключенных, то это уже деятельность не лагерной администрации, не Управления лагерей, а совсем другой, самостоятельной структуры — местного отдела (впоследствии — Управления) НКВД. От сотрудников этого отдела (Управления) служебные обязанности, как мы говорили, требовали искать и выявлять всяческих «врагов» советской власти — среди и вольнонаемных и заключенных. Поскольку таких реальных врагов к началу 30-х годов в стране почти не осталось, отделы и управления НКВД чтобы оправдать свое существование, стали их выдумывать.

Выше мы рассказывали о нескольких «делах» выдуманных «вредителей», которые дальстроевский отдел НКВД организовал на предприятиях и в управлениях треста. Конечно, подобные мероприятия сотрудников этого отдела вносили сумятицу в жизнь производственных коллективов, серьезно мешали работать.

Кое-кто из руководителей проявил недовольство бурной деятельностью местных чекистов. Но мы видели, как Берзин, пользуясь мандатом уполномоченного НКВД на территории Колымы, тотчас вмешался в этот конфликт: недовольные были наказаны, от остальных он потребовал «обеспечить поддержку и авторитет» своему карательному отделу.

Телеграмма вождя

Пребывая одновременно в нескольких должностях, совмещая в одном лице партийную, административную, хозяйственную и карательную власть, Берзин хорошо понимал, что главная его задача — непрерывно увеличивать добычу золота. Ради нее — лагеря и стройки, автодорога и морской порт, пароходы и все остальное. Поэтому в 1935 году он произвел в структуре треста некоторые изменения с тем, чтобы улучшить руководство золотодобывающей отраслью в Дальстрое.

Дело в том, что геологи открывали все новые и новые месторождения. В 1935 году количество полигонов, на которых шла добыча благородного металла, значительно увеличилось. На левом берегу реки Колымы, куда еще только-только дотянули автодорогу, уже действовали крупные прииски Партизан, Ат-Урях, Хатыннах, Штурмовой.

Берзин разделил единое Горное управление на два самостоятельных, назвав их Южное и Северное. В Южное горнопромышленное управление (ЮГПУ) вошли старые прииски, растянувшиеся по правому берету Колымы и ее притоков: Среднекан, Борискин, Пятилетка, Юбилейный, Холодный, Таежник. А молодые прииски, расположенные на левобережье Колымы, были объединены в Северное горнопромышленное управление (сокращенно: СГПУ).

Директор треста форсировал работу по подготовке к эксплуатации первого на Колыме месторождения рудного золота. Оно называлось Утинским, так как находилось вблизи впадения речки Утинки в Колыму. Как мы помним, пуск Утинского месторождения был записан в постановлении Совнаркома.

Но это месторождение было расположено на некотором расстоянии от проложенной автотрассы. Причем, по маршруту возможного проезда к Утинке возвышались крутые сопки, через которые нужно было перевалить, то есть сделать перевал. Сохранились воспоминания одного из строителей Утинского ответвления от главной автотрассы.

Николай Эдуардович Гассельгрен — дипломированный инженер-строитель. Как вольнонаемный, по договору, подписанному в Московском представительстве Дальстроя, в 1934 году прибыл в Нагаево и был определен на работу в одну из дорожных дистанций Управления дорожного строительства.

«Я строил дорогу через Утинский перевал, — вспоминал потом Н. Э. Гассельгрен, — что было объявлено сверхсложной задачей, так как руководство Дальстроя во главе с первым директором Эдуардом Петровичем Берзиным считало, что необходимо дать тракторный проезд буквально в считанные месяцы…