Жизнь и смерть Эдуарда Берзина - [15]

В дальнейшем мы увидим, как в деятельности Дальстроя, в расширявшейся сети его лагерей проявились многие наиболее характерные черты карательной системы страны социализма — СССР. В то же время хотелось бы подчеркнуть, что Дальстрой оказался совершенно оригинальным, небывалым, неповторимым чудовищным организмом. Другого подобного не существовало нигде в СССР, а значит, и в мире. Эти его особенности не были сформированы одномоментно, они складывались постепенно.

На момент организации Дальстроя из его особенностей необходимо отметить лишь одну: неопределенность и нечеткость задач, которые были поставлены перед трестом известными постановлениями Политбюро № 75 и СТО № 516. Не была определена точно даже территория, на которой предстояло развертывать работу Дальстрою: 50, 100 или 500 тысяч квадратных километров? А может быть, миллион? В постановлении Политбюро район определялся как «в верховьях Колымы». В документе СТО было сказано: «в районе Верхней Колымы». Но никаких административных границ подобное определение не имело да и иметь не могло.

Именно на территории, охватывавшей бассейн верхнего и среднею течения реки Колымы, в 1931–1932 годах существовала довольно сложная административная ситуация. Большая часть территории, где в этот период вели добычу золота старатели Верхне-Колымской приисковой конторы, а затем Верхне-Колымского приискового управления «Цветметзолота», относилась к Якутской автономной социалистической республике. В то же время, побережье Охотского моря от порта Аяна на юго-западе до реки Гижиги на востоке с прилегающей частью суши составило территорию образованного в 1930 году Охотско-Эвенского национального округа. Сюда же относилось самое верхнее течение реки Колымы и собственно ее истоки.

После утверждения его директором Дальстроя Э. П. Берзин начал формировать команду своих ближайших помощников — руководящих работников треста. Большую часть этой группы он отобрал из тех, с кем работал на строительстве Вишерского комбината: деловые качества этих людей он знал, они его удовлетворяли. Среди них были инженеры-строители, снабженцы, работники лагерной охраны.

Надо, однако, учесть, что ситуация неопределенности, о которой мы говорили выше, ставила Берзина в сложное положение: он плохо представлял содержание и важнейшие направления деятельности Дальстроя даже в самый ближайший период и не мог предусмотреть необходимость в завозе специалистов различного профиля. Да и опыт руководства строительством химкомбината на Урале оказался слишком узким для той широчайшей работы, которая открылась перед Берзиным на Колыме. Поэтому в первоначальном кадровом ядре дальстроевцев не оказалось специалистов-горняков по золотодобыче, отсутствовали геологи, автотранспортники, работники морского флота. Такие ошибки в подборе кадров было невозможно исправить в короткие сроки в условиях дефицита квалифицированных специалистов в стране. Они негативно сказывались в Дальстрое длительное время.

В конце декабря 1931 года группа руководящих работников Дальстроя во главе с Э. Берзиным приехала поездом из Москвы во Владивосток. Здесь нужно было добиться выделения парохода для того, чтобы отправиться морем в Нагаево, — другого пути туда не было. Получить пароход — дело очень грудное, так как навигация по Охотскому морю уже заканчивалась: в северной части моря появились льды. Однако Берзин смог решить этот вопрос достаточно быстро: перед выездом из Москвы ему был вручен мандат уполномоченного ОГПУ, а это ведомство было всесильно.

Здесь следует, по-видимому, поставить вопросы: откуда Даль-строй должен был черпать рабочую силу — заключенных для своих будущих лагерей? Где и как Берзин решал эти вопросы?

Официальный документ на этот счет ОГПУ приняло несколько позже (и мы с ним познакомимся). Пока же, на первоначальном этапе, вопрос был решен на основе поручения Ягоде: «Создать специальный аппарат для обслуживания треста», которое было записано в документе Политбюро.

Первую группу заключенных для работы в Дальстрое по указанию Ягоды выделили из тех, кто содержался в лагере, находившемся во Владивостоке. Этот лагерь, или точнее «отдельный лагерный пункт», являлся составной частью Дальневосточного управления лагерями — сокращенно «Дальлаг». Данное лагерное управление, как мы отмечали выше, было не из самых крупных в стране: в 1930 году оно объединяло несколько лагпунктов с общим количеством 15 тысяч заключенных.

В среде дальневосточных исследователей обсуждался вопрос: когда и каким образом первые заключенные были доставлены в Нагаево? К сожалению, конкретные документы, которые бы давали однозначный ответ на этот вопрос, в архивах пока не выявлены. В дальневосточных газетах были опубликованы воспоминания одного из капитанов Дальневосточного пароходства. Этот человек приводил сведения, из которых вытекало, что группа заключенных в количестве двухсот человек, по указанию Э. Берзина, была отправлена из Владивостока еще до того, как сам директор треста отбыл в Нагаево.

Однако тщательный анализ всех собранных материалов, проведенный одним из магаданских краеведов, позволил сделать вывод: первые заключенные для Дальстроя в количестве около ста человек были отправлены из Владивостока на том же пароходе «Сахалин», на котором отплыл Э. Берзин с группой руководящих вольнонаемных работников треста. Этим же пароходом отправились к месту назначения и несколько стрелков будущей лагерной охраны.