Жизнь и шахматы. Моя автобиография - [6]

Артековцы почему-то отнеслись к нашему визиту довольно легкомысленно, считали, что они заранее превосходят нас во всем лишь потому, что оказались в «Артеке». Но мы не позволили им насладиться ожидаемым триумфом – разгромили практически во всех конкурсах и состязаниях. Разумеется, я принимал участие в шахматном турнире, в котором мы с командой легко одержали верх.

Никто из российских «орлят» до этого путешествия в Крыму не бывал, поэтому, пользуясь случаем, нам решили показать весь полуостров. Из Артека мы отправились в Севастополь. Там впервые я попал на подводную лодку – еще образца Великой Отечественной войны, – где экскурсию нам провели настоящие военные моряки. После Севастополя нас повезли в Бахчисарай, оттуда в Феодосию в музей Айвазовского и в Керчь. Я был переполнен впечатлениями. Чего только стоят воспоминания о ночевке под Керчью в спальных мешках в открытой степи.

Вообще, мое детство не сильно отличалось от детства любого другого среднестатистического советского ребенка. Считается, что спортсмены заняты исключительно своим делом и ни на что другое у них не хватает времени. Позволю себе не согласиться. Всегда можно и нужно находить минутку для других развлечений, иначе ни один человек, а тем более ребенок, не выдержит такой жизни. Я много и с удовольствием читал, причем шахматные книги не выделял из ряда других. Напротив, мне нравилась литература, которую обычно предпочитают мальчишки: фантастика, книги о войне, шпионские и криминальные приключения, описания экзотических путешествий. Собирать шахматную библиотеку я даже не думал. Казалось, нет в этом, ни интереса, ни смысла, но тем не менее книги настигали меня самыми разными путями. Первая – «Курс дебютов» Панова – попала мне в руки, когда я оказался в шахматном клубе. Но, разумеется, при моем отношении к дебютам не смогла оставить особого следа ни в моей душе, ни даже в памяти. Вторую книгу подарил мне отец на восьмой день рождения. Вот это была книга! Я до сих пор поверить не могу, что подобную ценность в те годы можно было легко приобрести. «Избранные партии Капабланки» я не просто прочитал вдоль и поперек, я буквально прожил каждую партию, прочувствовал каждый ход. Это была уже не скучная теория, а захватывающие приключения, которые поглощали целиком и не оставляли шансов никакому другому занятию.

Но занятия (и очень важные) все-таки находились. Я играл с мальчишками в казаки-разбойники, в лапту, в городки, бегал с друзьями через мост к оврагу на речку Громотуху, которая летом пересыхала, а по весне оживала, превращаясь в мощный, веселый поток. Осенью я ходил на реку с отцом. Это был своеобразный семейный ритуал по добыче больших булыжников. Мне нравилось в этих походах абсолютно все: и подготовка, и неспешные беседы о моих проблемах по дороге к Громотухе, и выбор камней: вдумчивый, придирчивый, тщательный. Потом этими булыжниками прижимали крышки на дубовых бочках, в которых мама солила капусту на зиму.

Особенной популярностью у детворы пользовался рынок, что находился на окраине Златоуста. Чего здесь только не было! И земляника, и черемуха, и крыжовник, и яблоки. И грибы во всех видах – свежие и сушеные, соленые и маринованные. И картошка, и капуста на все вкусы, и морковка, в которой надо было угадать сахарную, а не кормовую. И помидоры, среди которых знаток отыскивал «бычье сердце». И травы, и пряности, и орехи, и кислица – травка, которая напоминает щавель.

Появление кислицы ждали с особым нетерпением. Почему-то необходимо было точно вычислить утро, когда с Таганая – горы, где росла эта трава, – прикатит первая телега, и купить кислицу именно с воза. Считалось, что так и вкуснее, и сочнее, и слаще, ну и дешевле, само собой.

Особое место в моей жизни занимала школа. Опять же существует мнение, что на учебу у спортсменов никогда не хватает времени. Да, им ставят хорошие отметки, но все это благодаря особым успехам в спорте. И здесь я тоже не соглашусь. Спортсмены, как правило, очень организованные люди, предпочитающие любое дело, за которое берутся, выполнять по высшему разряду. Учатся отлично не по блату, а потому, что иначе не могут. Класс – это тот же ринг, корт, поле, забег, в котором ты должен финишировать победителем, обскакав лишь себя самого и свое не хочу и не могу. Впрочем, я учиться и мог, и хотел. Мне было все интересно. Я участвовал во всех подряд олимпиадах (школьных, городских, областных, республиканских) и в большинстве из них побеждал. Каждый класс я оканчивал с похвальной грамотой, но не потому, что стремился быть во всем первым или настолько любил учиться, а больше из-за того, что понимал: если не буду доставлять родителям никаких хлопот своей учебой, то временем своим мне позволят распоряжаться как угодно. Это желание свободы и независимости закончилось тем, что по окончании семилетки – школы № 3 города Златоуста – мне выдали удостоверение о том, что мое имя вносится в школьную летопись.

Приближение к мэтрам

Усердие в учебе позволяло родителям убеждаться в том, что шахматы не только не вредят, а даже помогают моему становлению. Никто больше и помыслить не мог о том, чтобы запретить мне играть в турнирах, даже если проходили они в другом городе и в учебное время. Мой первый постоянный шахматный маршрут за пределы Златоуста – это поездки в Челябинск, куда я регулярно наведывался со старшими товарищами и на личные турниры, и на командные соревнования со сборной Челябинского тракторного завода. В областном центре я познакомился с замечательным шахматным педагогом – Леонидом Ароновичем Гратволом, благодаря усилиям которого выросли в Челябинске отличные шахматисты, ставшие впоследствии довольно известными: Евгений Свешников, Геннадий Тимощенко, Александр Панченко. Определенную роль сыграл Гратвол и в моем становлении, хотя мне удалось обыграть наставника уже в шестьдесят третьем году на первенстве Челябинской области, где я в одиннадцатилетнем возрасте выполнил норму кандидата в мастера спорта и таким образом заслужил право отправиться на сессии в только что организованную школу Ботвинника.