Жизнь и приключения Робинзона Крузо - [32]

Ему казалось страннымъ и необыкновеннымъ то, какъ я могъ убить дикаго на такомъ дальнемъ разстояніи. Указывая на убитаго, онъ просилъ у меня позволенія разсмотрѣть его. Когда онъ подошелъ къ трупу, то удивланіе его все болѣе и болѣе увеличивалось; онъ всячески равсматривалъ убитаго, поварачивалъ его съ однаго бока на другой и обращалъ большое вниманіе на рану въ груди, изъ которой совсѣмъ почти не шло крови. Удовлетворивъ свое любопытство, онъ подошелъ ко мнѣ и положилъ къ ногамъ моимъ лукъ и стрѣлы убитаго. Я приказалъ ему идти за мной, выражая знаками боязнь свою, что всѣ прочіе дикіе, оставшіеся на берегу, скоро придутъ сюда. Тогда онъ мнѣ отвѣчалъ тоже знаками, что надобно спрятать убитыхъ въ землю. Потомъ онъ поспѣшно выкопалъ двѣ ямы въ пескѣ и зарылъ въ нихъ трупы.

Принявъ эту предосторожность, я повелъ его со мною, но не въ крѣпость, а въ гротъ, потомy что онъ былъ ближе. Тамъ я далъ ему хлѣба, кисть винограду и воды. Все это ему очень нравилось. Послѣ сего я указалъ ему для отдыха кучу рисовой соломы и покрывало.

Этотъ дикій былъ молодой человѣкъ, лѣтъ двадцати пяти, высокаго роста и хорошо сложенъ собою. Всѣ его члены были хорошо развиты и показывали въ немъ человѣка ловкаго, проворнаго и сильнаго. Его мужественный видъ не имѣлъ и тѣни жестокости, напротивъ, въ его чертахъ лица, особливо когда онъ улыбался, виднѣлись кротость и нѣжность, свойственныя европейцамъ. Его черные какъ смоль волосы были длинны, но не вились маленькими кудрями. Лобъ у него былъ возвышенный, глаза блестѣли и были полные огня. Цвѣтъ лица его былъ не черный, но смуглый, темно оливковый. Онъ имѣлъ очень красивое правильное лице, тонкія губы и зубы, правильно расположенные и бѣлые какъ слоновая кость.

Уснувши или, точнѣе сказать, подремавши съ подчаса мой дикій проснулся и вышелъ изъ грота. Я въ это врема доилъ моихъ козъ въ загородкѣ, находившейся недалеко отъ моего жилища. Онъ нѣсколько минутъ искалъ меня, потомъ, увидавъ, что я дою козъ, прибѣжалъ ко мнѣ и бросился къ ногамъ моимъ со всевозможными знаками признательности. Онъ опять положилъ мою ногу на свою голову, что означало его клятвенное обѣщаніе всегда быть мнѣ покорнымъ. Я назвалъ его Пятницею, въ воспоминаніе того дня, въ который онъ былъ спасенъ мною. Онъ вездѣ слѣдовалъ за мною, смотрѣлъ внимательно на все, что я дѣлалъ, и старался во всемъ подражать мнѣ. Это очень меня забавляло. Я далъ ему молока въ горшкѣ, и онъ не зналъ что съ нимъ дѣлать. Я взялъ другой горшокъ съ молокомъ, обмакнулъ въ него хлѣбъ и ѣлъ, запивая молокомъ. Когда я подносилъ горшокъ ко рту, то и онъ тоже дѣлалъ; я кусалъ хлѣбъ, и онъ кусалъ свой хлѣбъ; когда я садился или вставалъ, дѣлая какое-нибудь движеніе головою или рукою, то и онъ все тоже дѣлалъ. Молоко ему очень нравилось и онъ ѣлъ его съ большимъ аппетитомъ. Наконецъ наступила ночь, и я провелъ ее спокойно вмѣстѣ съ моимъ слугою Пятницею.

ГЛАВА XXIII

Сожженіе остатковъ послѣ пиршества дикихъ. Робинзонъ одѣваетъ Пятницу и строитъ ему шалашъ. Робинзонъ показываетъ Пятницѣ дѣйствіе ружья. Онъ отучаетъ его отъ употребленія въ пищу человѣческаго мяса. Пятница хорошій помощникъ Робинзону

На слѣдующій день поутру я приказалъ Пятницѣ знакомъ, чтобъ онъ слѣдовалъ за мною. Проходя мимо того мѣста, гдѣ были зарыты два трупа дикихъ, онъ сталъ мнѣ показывать знаками, что надобно ихъ выкопать и съѣсть. Я принялъ тогда на себя строгій видъ, выражалъ ему мое отвращеніе отъ этой пищи, представлялъ что меня даже тошнитъ отъ одной мысли объ этомъ, и приказалъ ему сейчасъ же отойти отъ могилы. Онъ безпрекословно повиновался. Мы взошли на холмъ, чтобы узнать, оставилъ ли непріятель мой островъ. Я посмотрѣлъ въ зрительную трубу и не видалъ ничего на берегу, ни дикихъ, ни лодокъ.

Не вполнѣ удовлетворенный этимъ, я отправился на самое мѣсто пиршества. Пятница шелъ рядомъ со мною, съ моею саблею въ рукѣ, лукъ и стрѣлы были у него за спиною, а въ другой рукѣ онъ несъ мушкетъ, который я ему далъ. Прибывъ на мѣсто, я увидѣлъ такое страшное зрѣлище, что кровь застыла въ жилахъ моихъ и волосы стали дыбомъ на головѣ моей; но на Пятняцу оно не произвело никакого впечатлѣнія. Тамъ валялись черепа, полуоглоданныя кости отъ рукъ и ногъ человѣческихъ, ребра и цѣлые куски человѣческаго мяса, котораго дикіе не доѣли.

Пятница взявъ 4 камушка, объяснилъ мнѣ тѣмъ, что вчера было привезено сюда 4 плѣнника, изъ которыхъ трое съѣдены, а онъ четвертый остался, что между этими дикими и его націей было большое сраженіе, и что съ той и другой стороны взято множество плѣнныхъ, которыхъ всѣхъ ожидала одинакая участь.

Я велѣлъ Пятницѣ собрать кости и мясо въ одну кучу, обложить сухими вѣтвями и сжечь на огнѣ. Когда все это было сдѣлано, мы возвратились домой, гдѣ я занялся платьемъ для Пятницы, потому что онъ былъ совершенно нагой. Прежде всего надѣлъ я на него рубашку и панталоны парусинныя. Онъ дозволялъ мнѣ это дѣлать съ какою-то боязнію, потомъ надѣлъ на него камзолъ изъ козьей кожи и далъ ему шапку изъ заячьяго мѣха, фасонъ которой былъ довольно красивъ. Пятницѣ по непривычкѣ было очень неловко въ этомъ платьѣ, которое хотя и было ему очень впору, но оно его связывало какъ бы оковами. Впрочемъ онъ былъ очень радъ, что одѣтъ точно также какъ и я. Когда однажды онъ въ своей одеждѣ посмотрѣлся въ воду, то изо всѣхъ силъ захохоталъ самъ на себя, и снялъ тотчасъ же свой камзолъ и шапку; но я погрозилъ ему и показалъ видъ, что не доволенъ его поступкомъ. Тогда онъ опять надѣлъ скинутое платье. Онъ однако скоро привыкъ къ своей одеждѣ и находилъ, что лучше быть въ ней, нежели ходить голымъ.