Жизнь и необычайные приключения писателя Войновича (рассказанные им самим) - [90]

Камил Икрамов, которому я прочел этот рассказ, пришел в полный восторг и объявил мне:

— Володька, ты гений!

После чего стал бегать по своим литературным знакомым с сообщением о том, что на его глазах родился большой, замечательный, великий… можете подставить любой самый лестный эпитет, не ошибетесь. Я никогда не был слишком самоуверенным, но каждому молодому литератору на первых порах нужен хотя бы один такой восторженный поклонник.

Знакомые Камила, зная о его способности увлекаться какими-то людьми, его восторги принимали иронически:

— Что он, этот твой, как его, может быть, даже лучше Шолохова?

— Кого? — презрительно переспрашивал Камил. — Да кто он такой, этот ваш Шолохов? Да Шолохов мизинца его не стоит!

Камила спрашивали:

— Может, он лучше Хемингуэя?

Тогда в самой большой моде был Хемингуэй.

— Да Хемингуэй по сравнению с ним — тьфу! — говорил Камил.

— А Фолкнер?

— А Фолкнер тем более!..

Камил разочарованно сетовал:

— Мне эти глупые люди надоели. Они живут в мире стереотипов и никогда не заметят свежего дарования, пока им не внушат, что оно действительно дарование. Мы должны показать твой рассказ какому-нибудь большому писателю, который это оценит.

А где взять большого писателя? Самым большим писателем из числа моих знакомых был Григорий Михайлович Левин. Я ему рассказ показал. Он ничего особенного в нем не нашел. И вдруг на стене нашего института появилась афиша, сообщавшая, что такого-то числа состоится демонстрация фильма «Жестокость» по повести Павла Нилина. После сеанса выступят сам Нилин и режиссер фильма Владимир Скуйбин.

— Вот, — сказал Икрамов, — на ловца и зверь бежит. Приходи в кино, потом мы подойдем к Нилину. Я, между прочим, с ним встречался. Он меня вряд ли помнит, но это не важно. Я покажу Нилину твой рассказ. Я уверен, что ему понравится. Он человек со вкусом.

— А Нилин большой писатель? — спросил я.

— Да ты что? Ты не читал «Жестокость»? Он замечательный писатель! Из ныне живущих, я думаю, самый крупный!

Я засомневался: как мы к нему подойдем.

— Подойдем, подойдем, — сказал Камил. — Как-нибудь приблизимся…

Приближение к мэтру

Прежде чем пойти смотреть фильм, я прочел «Жестокость» — повесть о чекистах, в начале 20-х воюющих с лесными партизанами. Главный герой Венька Малышев — хороший чекист, он хочет не уничтожать бандитов, а открыть им глаза на советскую власть, народную, мужицкую, гуманную и справедливую. Начальник Веньки — плохой чекист, он считает, что враг есть враг, и в борьбе с ним допустимы любые приемы, включая самые подлые. Борьбу со своим начальником Венька проигрывает и кончает жизнь самоубийством. Повесть по тем временам считалась острой и была очень популярна. Институтский зал, где показывали фильм, был забит до отказа.

После фильма Нилину задали много вопросов, он долго на них отвечал, а мы с Икрамовым терпеливо ждали конца встречи. Но вот на последний вопрос Нилин ответил, попрощался, пошел к выходу, тут Икрамов его и перехватил:

— Павел Филиппович, я Камил Икрамов. Мы с вами недавно знакомились. А это мой товарищ Владимир Войнович. Он написал потрясающий рассказ, и я вас очень прошу прочесть его.

Нилин, к которому с такими просьбами люди обращались нередко, слегка поморщился, но осторожно спросил, длинный ли рассказ. Камил сказал:

— Да всего полторы страницы.

— Ну, полторы страницы я прочту прямо сейчас. Только отойдите в сторонку, не стойте над душой.

Мы отошли, он прочел и махнул нам рукой. Мы подошли.

— Ну что ж, — сказал Нилин, — это написано неплохо, но ничего не стоит. Это упражнения, экзерсисы. Я такие тексты пишу каждый день, но никому не показываю.

Камил, только что говоривший с Нилиным почтительно, переменил тон:

— И это все, что вы хотите сказать молодому автору?

— Ну, а что еще? — Нилин развел руками.

Камил и вовсе посуровел.

— Павел Филиппович, я вам должен сказать, что вы упустили для себя честь открытия большого писателя.

Нилин растерялся и стал бормотать не очень внятно, что может ошибиться, но он так думает. Трудно судить по очень маленькому рассказу, но все-таки это именно упражнение, именно экзерсис…

Я, конечно, расстроился. А Камил еще больше. Мы оделись, вышли на улицу. Камил остановился и остановил меня:

— Слушай, Володька, ты не огорчайся. Подумаешь, кто такой Нилин? Г…! Просто г… — и все!

— Подожди, — сказал я, — ты же сам говорил, что Нилин крупный писатель.

— Кто крупный писатель?! — возмутился Камил так искренне, как будто опровергал кого-то, а не самого себя. — Нилин крупный писатель? Да он просто г… Ты на него эпиграмму не знаешь? Слушай: «В мозгу у Павла Нилина всего одна извилина — и эта пересажена из ж… Пети Сажина». Разве на умного человека такие эпиграммы пишут?

Эпиграмма была злая и несправедливая. Нилин, в отличие от ныне забытого Сажина, был талантливым писателем и человеком очень неглупым. Впоследствии мы с ним на короткое время подружились. Когда я жил в переделкинском доме творчества он, бывало, заходил за мной, и мы вместе гуляли. Нилин говорил, что работает каждый день, рукописями забиты целые шкафы. Но большинство своих текстов он считает именно упражнениями, которые печатать не обязательно. Вот он их и не печатает.