Жизнь и миг - [37]

— Давайте трос! — закричал командир. — Буду «обнимать».

Георгий Муратов и Анатолий Исаенко в один голос ответили:

— Трос готов. Мы спускаемся к вам.

— Ни в коем случае! — ответил Шаранин как можно мягче. — Я все сделаю сам.

— Мы только поможем закольцевать трос, — сказал Анатолий.

— Я приказываю вам всем отойти от воронки, — уже строго ответил Шаранин. — Если понадобится помощь — позову. Ваш конец на лебедке?

— Да.

— Бросайте.

Толстый многожильный стальной трос повис над водой рядом с Шараниным. Вода стояла выше колен. Он начал нащупывать под водой другие выступы и осторожно передвигал ступни к телу бомбы. Ближе, ближе, вот конфигурация подсказывает нос, утолщение…. Он поймал раскачивающийся в воздухе трос. Необходимо было сделать следующее — на ощупь под водой обвить туловище бомбы и попытаться вытащить ее лебедкой из котлована. Но основная сложность заключалась в том, что жесткий трос, натянувшись под огромным весом, мог соскользнуть и зацепить взрыватель. Это приведет в действие застывший на десятки лет часовой механизм, и его уже не остановишь. Каждый отсчет секунды будет неумолимо приближать взрыв чудовищной силы.

Шаранин опустил трос под воду. Вода доходила ему уже до пояса. Он нащупал кольцо. Убедился, что это именно кольцо. Он не слышал никаких звуков, кроме ударов собственного сердца, но и они возникали какими-то наплывами, приходили издалека и вдаль уходили, не касаясь сознания. Он не был сверхчеловеком, ему присущи все человеческие чувства, среди которых страх не на последнем месте, но он уже много раз замечал, что во время самой операции, какой бы смертельно опасной она ни была, страх вытесняется из сердца или глушится до нуля четкой, максимально работающей мыслью. Это уже потом древнейшее чувство берет реванш.

Юрий опустил под воду руки, согнул колени, вода дошла до груди. Трижды он пытался завести трос под бомбу, но в последний миг трос кольцевался.

— Не получается? — услышал он сверху и поднял грязное, в темных пятнах глины лицо. Спрашивал Василий Манько, но Анатолий и Георгий тоже стояли у краев котлована.

— Всем не заходить! — сказал он. — Осторожно спускайтесь ко мне — двое.

Спустились все трое. Натянули трос, чтобы он не кольцевался. Снова начали заводить под корпус — снова съезжал. Наконец, трос удалось закрепить за кольцо. Юрий и сейчас не может восстановить схему движения пальцев под водой: «Не знаю, как удалось поймать».

— Теперь, — сказал он, — все наверх. Слушать мои команды. — Но трое рядовых не хотели оставлять командира один на один с чудовищем, которое предстояло сейчас тянуть из его логова.

— Я приказываю, — сухо скомандовал сержант. — Все будет отлично. — И повторил громко и раздельно: — Наверх!

Подавая друг другу руки, Манько, Исаенко и Муратов выбрались из котлована.

Юрий попятился к стене и скомандовал:

— Лебедка!

— Лебедка, — донеслось сверху.

— Медленно! — крикнул он. — Без рывков!

— Без рывков! — отозвался как эхо голос Манько.

Вода забурлила, как в заводи. Трос натянулся, задрожал мелкой дрожью. Шаранин прижался к мокрой стене котлована. В эти мгновения он понимал, как быстро все может кончиться. Человеку дано увидеть в последний миг немного. Даже если он гибнет в огромной, безбрежной степи, он в секунду опасности не охватывает глазами горизонт, он не видит белых облаков. Его взгляд вырывает лишь одну незначительную деталь: стебель пшеницы, острый камень, перекати-поле. Шаранин видел перед собой глину, трос, камешки в стене котлована, тошнотворную желтую воду. Он весь сжался в комок, мысль была ясной и готова была в тысячные доли секунды подсказать очередность необходимых действий. Трос натянулся до предела, перестал дрожать, лег на стену, врезался в окружность котлована и бесшумно пошел вверх. Над водой показался широкий нос хвостового оперения бомбы, потом корпус, потом красное кольцо… Бомба «посмотрела» на Шаранина белесыми глазками взрывателей и поплыла выше. Он склонил голову и затаил дыхание, но его натренированный и обостренный до крайности слух не уловил ненавистного звука часового механизма. Трос плотно сидел на кольце. Бомба поднялась над водой, комья жидкой грязи и ручьи желтой густой воды стекали с ее холодного тела.

Шаранин вытер грязной ладонью лицо, облизал сухие губы и начал выбираться наверх. На самом краю котлована стояли ребята. Они ничего не стали говорить друг другу.

Через три минуты в сторону близкой Москвы прогрохотал поезд — мимо огромной воронки, заполненной водой.

Четверо военных пиротехников находились в это время уже в дороге — отъезжали от станции. Бомба лежала в машине.

Потом над лесом, дорогой, полями раздался глухой взрыв — далеко, непонятно, нестрашно. Так была завершена эта операция.

Парни вернулись в свою часть и доложили о выполнении очередного задания.

— Что было? — спросили приятели.

— Ничего особенного, — ответил Шаранин. И рассказал обо всем только тогда, когда за проделанную операцию ему вручили орден Красной Звезды, а Василию Манько, Анатолию Исаенко и Георгию Муратову — медали «За отвагу». Тут уж ребят заставили поведать все, до мелочей.

Даже по одному описанному выше эпизоду из жизни, например, Юрия Шаранина неискушенный читатель может сделать вывод о том, что Шаранин в силу исключительности своих занятий представляет собою исключение и как человек.