Жизнь и миг - [33]

Механику он сказал:

— Осмотри все системы — возможно короткое замыкание, пожар. — Механик отправился в хвост самолета. Вернулся: все в порядке.

— Ясно, — кивнул командир и посмотрел на второго пилота. — Дело плохо, — сказал он, — в Москву попадем только вечером.

— Похоже на то, — ответил второй пилот.

В АЭРОПОРТУ

Аэропорт Минеральных Вод передал на борт «ТУ-134»: «Посадку обеспечим, снижение разрешаем». Передал погоду: начался снег, видимость от 2100 до 2500 метров, горы закрыты, в облаках интенсивное обледенение.

Диспетчер РДП Сумин подключился к борту. Сумин (28 лет, спокойный, собранный, суховатый) повел снижение машины с 10 000 до 5400 м.

В ВОЗДУХЕ

Самолет вошел в облака. Бортпроводница сказала пассажирам:

— Идем на посадку в Минеральных Водах.

— Почему вы говорите не через микрофон? — спросил пассажир справа.

— Я буду говорить так, — ответила Нина, — пристегните ремни.

— Почему не горит табло? — спросили еще двое. — Почему садимся в Минеральных Водах? — «На земле человек не бывает так любопытен, как в воздухе», — подумала Нина Нехорошева.

— Изменились метеоусловия трассы, — ответила она и улыбнулась.

Командир Кузьменко (37 лет, отличный пилот, волевой) отдал команду:

— Гасим скорость, выпускаем шасси. Самолет снизился до пяти тысяч четырехсот метров.

В АЭРОПОРТУ

Диспетчер РДП Сумин попрощался с экипажем и передал борт старшему диспетчеру подхода Дундукову (бывший военный летчик, рассудительный, толковый специалист). Диспетчер связался со штурманом «ТУ».

— Проверьте потребление электричества, — тихо сказал он. — Проверяйте постоянно. Утечка недопустима. — Через несколько секунд: — Сядете нормально, порт готов.

«У них еще есть вспомогательное силовое устройство (ВСУ), — подумал диспетчер. — Они в крайнем случае смогут запустить его. Но экономить надо».

За окном РДП шел снег. «Как всегда, — подумал диспетчер. — Когда никому не нужно, чтобы снег шел, он идет». И послал последние команды на борт.

С помощью наземных средств борт был введен в створ полосы со снижением до 1800 метров.

Диспетчер круга Сидоренко принял самолет на свой локатор от диспетчера подхода и услышал просьбу невидимого штурмана: «Курсовая не работает, ведите нас по локатору. Командами».

Сидоренко удобнее уселся на стуле и почти в ту же секунду почувствовал себя в кабине далекого самолета, идущего к земле (бывший пилот, командир «ТУ-124»).

— Вас понял, — сказал он и кивнул молодому коллеге, диспетчеру Можджеру: — Дублируй команды по всем каналам.

С гор шел снежный заряд. Руководитель полетов Парфейников (бывший летчик ВВС, диспетчер первого класса, отличник Аэрофлота) пересек на машине летное поле, лично проверил состояние полосы, приехал на КДП, отдал распоряжение о приведении в состояние готовности всех аварийно-спасательных служб и средств, озабоченно выслушал метеосводку. Бросил взгляд за окно и убедился: совпадение полное.

— Обстановка на борту? — спросил он у диспетчера круга.

— Идут по командам, — ответил диспетчер. — Все спокойно, команды выполняются точно. К первому развороту имели тысячу двести метров. По схеме.

Парфейников сел рядом с Сидоренко. В 8.29 Сидоренко послал на борт команду занимать 600 метров. В то же время командир экипажа Кузьменко сказал механику:

— Запускай ВСУ.

В ВОЗДУХЕ

Механик Оганесян (сухощавый, застенчивый, грустные, добрые глаза) ответил:

— Понял.

Загорелась лампочка: отказ ВСУ. Автоматически сработала первая очередь противопожарной системы.

— Командир, — сказал Оганесян с легким удивлением, искрой мелькнувшим среди сложных ощущений, вызванных обстановкой полета, — командир, отказ.

Штурман Торгашев (одинокий в своем отсеке, старше всех в экипаже, вежливый даже в докладах) принимал команды диспетчера круга и смотрел на землю, но просветы находил с трудом. В районе третьего круга горизонтальная видимость стала почти минимальной.

В АЭРОПОРТУ

В 8.37 диспетчер послал в эфир команду: третий разворот! На высоте 600 метров самолет пошел на выполнение третьего разворота. Диспетчер подумал: теперь наступает трудное дело — вывести борт на посадочную прямую.

Они услышали доклад штурмана самолета, выполнили третий разворот.

Руководитель полетов доложил по селектору командиру авиапредприятия: борт пошел на четвертый разворот. Командир Тырышкин посмотрел на часы, взглянул в окно, скользнул глазами по заснеженной полосе и подумал: неудачное начало дня. Но главное — удачная посадка. Сейчас «ТУ» появится на полосе.

В ВОЗДУХЕ

Штурман самолета Торгашев после слов «выполнен третий разворот» посмотрел на вольтметр и увидел цифру 19. Аккумулятор сел. Его слова о третьем развороте были последними словами, услышанными на земле. Земля, с ее спокойными голосами-командами, с людьми, по цепочке подключающимися к их трудному полету, также замолчала. Сильные радиоволны доносили ее слова до борта, но они разбивались о борт, летели мимо. Механизм радиостанции омертвел.

Второй пилот (37 лет, служил в морской авиации, прошел школу сложных ЧП, сильный, надежный человек) сжал ладони на толстых рогах штурвала и спокойно ответил командиру:

— Вижу.

Авиагоризонт был единственным прибором, позволяющим экипажу определять свое пространственное положение в облаках, при отсутствии видимости. Теперь его нет. Техника отказала. Остались люди. Они шли на юг, на точку четвертого разворота, в сторону гор. И должны были справиться с главной задачей: уйти с курса 210.