Жизнь и ее суррогаты. Как формируются зависимости - [20]

Наше общество плохо справляется с заболеваниями, которые переходят грань между душой и телом, медициной и просвещением, психологией и психиатрией, психиатрией и неврологией. Вместо того, чтобы разобраться с этими пограничными явлениями, мы стремимся игнорировать те аспекты расстройства, которые не соответствуют предпочтительным взглядам, то есть игнорировать сложность цельной проблемы. Вспомните хотя бы споры о том, что предпочесть в лечении депрессии – лекарства или психотерапию, или продолжающиеся дебаты о том, является ли СДВГ болезнью, или это следствие педагогической запущенности чрезмерно активных детей. Вспомните о трудностях, с которыми сталкиваются родители, не знающие куда им обращаться – к врачу, классному руководителю или психотерапевту, – когда поведение ребенка начинает мешать ему учиться. Вспомните, наконец, баталии на тему о том, существуют ли на деле психические расстройства, или они представляют собой просто обусловленные воспитанием отклонения от общепринятой культурной нормы.

Очень часто дебаты в этой области превращаются в пустые перебранки и навешивание ярлыков: мое заболевание неврологическое, а твое психиатрическое; у моего ребенка болезнь мозга, а у твоего – отставание в развитии. В применении к зависимостям слово «болезнь» само по себе определяет линию фронта и отягощено здесь слишком большим историческим и моральным грузом. Мне хотелось бы прекратить эти словопрения о языке (если вы будете утверждать, что зависимость – это расстройство обучения и болезнь, то я не стану вас поправлять, так же как я не буду против, если вы рассматриваете эти понятия как несовместимые и отдельные). Вместо этого я хочу сосредоточиться на том, как учет обучения и развития может помочь нам перестать искать квадратуру круга.

С этой точки зрения, зависимость, как шизофрения, депрессия и аутизм, имеет корни в неврологических механизмах нарушения развития. Мозг некоторых людей оказывается более уязвимым к таким нарушениям, чем мозг остальных, в результате генетической предрасположенности, которая проявляется, начиная с внутриутробного периода, а затем и в постнатальной жизни. Предрасположенность к зависимости повышает также риск возникновения других психических расстройств и расстройств, связанных с нарушением развития: приблизительно половина лиц, страдающих зависимостью, страдает также и другими заболеваниями, включая депрессию, тревожное расстройство, СДВГ, биполярное расстройство и шизофрению; в некоторых исследованиях было показано, что сопутствующие психические расстройства встречаются у 98 процентов лиц с зависимостями, а 50 процентов зависимых от одного сильнодействующего средства зависимы также и от других. Все эти предрасположенности вплетаются в опыт развития в раннем детстве, особенно если этот опыт связан с психическими травмами, и этот клубок только повышает риск. Зависимость не появляется ниоткуда; она развертывается во времени.

Как и в случаях других психиатрических расстройств, связанных с нарушением развития, зависимость сама по себе не является осознанным целенаправленным выбором. Но в большей степени, чем при таких заболеваниях, как шизофрения и аутизм, зависимости присущ выбор, который делают осознанно или подсознательно в детстве и юности при столкновении с жизненными проблемами, которые приходится каким-то образом решать. Следовательно, на возникновение зависимости сильно влияют культурные факторы и тот способ, каким индивиды воспринимают свои переживания, особенно на заре жизни. Это означает, что, хотя зависимость может нарушить способность к принятию нравственных решений, она полностью не исключает свободу воли, а уровень поражения сильно варьирует от человека к человеку, и даже в зависимости от ситуации, у одного и того же человека. В период моей зависимости я часто делала выбор – употреблять или не употреблять наркотики. Например, я никогда не делала этого в суде или в тех местах, где меня могли увидеть полицейские. Но мои ценности были искажены, тяга к наркотикам превосходила понимание необходимости учебы и сохранения семейных отношений, хотя, конечно, в обычных условиях эти последние были бы для меня безусловным приоритетом. Нельзя сказать, что я полностью утратила контроль над своим поведением, но он сильно ослаб.

Далее, как заболевание, связанное с нарушением развития, зависимость возникает на одних жизненных этапах с большей вероятностью, чем на других. Действительно, тесная корреляция между ключевым периодом развития и созревания мозга и моментом появления симптомов является определяющей характеристикой заболеваний, связанных с нарушением развития. Например, шизофрения впервые манифестирует в конце второго – в начале третьего десятилетия жизни; средний возраст наступления аутизма приходится на раннее детство, а депрессия, в типичных случаях, развивается в начале четвертого десятилетия жизни.

Период максимального риска развития наркотической зависимости приходится на подростковый и юношеский возраст, потому что именно в это время происходит подготовка мозга к развитию взрослой сексуальности и представлений об ответственности. Именно в этом возрасте развиваются механизмы решения жизненных проблем, которые будут служить человеку до конца жизни. Например, риск возникновения алкоголизма у лиц, начавших пить в возрасте 14 лет и младше, составляет около 50 процентов, но у людей, начавших пить в возрасте 21 года или старше, этот показатель падает до 9 процентов. Риск быстрого развития болезненного пристрастия к марихуане, кокаину, опиатам и седуксену в два-четыре раза выше у тех, кто начинает принимать их в возрасте от 11 до 17 лет, чем у тех, кто начинает принимать их в возрасте старше 18 лет. Если вам удалось проскочить юность и не стать зависимым, то шансы стать таковым позже, конечно, не равны нулю, но значительно снижаются.