Жизнь и борьба Белостокского гетто. Записки участника Сопротивления - [55]

Николай Войцеховский и Иван Скрынник

В апреле 1944 года в наших лесах появилась партизанская бригада имени Кастуся Калиновского. Командиром бригады был Николай Калистратович Войцеховский. Высокий широкоплечий мужчина атлетического сложения, коротко стриженный, с проницательным взглядом и басовитым голосом. В 1944 году ему было 35–37 лет. По гражданской специальности — горный инженер, жил в Ленинграде. Личность сильная, колоритная, но сложная и противоречивая. Ум, смелость и решительность подкупали в нем.

Бригада под его командованием добилась немалых успехов в «рельсовой войне» и уничтожила десятки вражеских поездов с солдатами и военной техникой.

Комбриг Войцеховский зачислил партизан отряда «Форойс» в два из четырех отрядов своей бригады. Ко мне отнесся дружелюбно, оценил мои скромные достоинства как местного партизанского разведчика, одновременно связанного с городским подпольем, и назначил меня в разведку штаба бригады. Это элитное подразделение, которым командовал Дмитрий Табунов, преимущественно находилось в распоряжении командира бригады.

Внешне комбриг Войцеховский производил очень сильное впечатление. Вместе с тем, однако, я стал замечать, что комбриг систематически и в больших количествах пьет и заставляет пить других. Мне это было крайне неприятно. Был и другой, более серьезный недостаток. Комбриг был склонен к «партизанщине» — иными словами, бесконтрольности, отсутствию достаточной ответственности и дисциплины, излишней вольнице.

Приведу пример. Двое из разведчиков штаба бригады позволили себе недостойное поведение — будучи в ближайшей деревне, они опустились до мародерства: забрали у крестьян что-то из женской одежды (не то шаль, не то платок). Слов нет, поступок низкий, компрометирующий партизан. Однако реакция комбрига была неадекватной. Он приказал своему адъютанту расстрелять обоих разведчиков, каждый из которых пустил под откос не менее десяти немецких поездов. Со стороны комбрига Войцеховского это был популистский жест: он хотел показать местному населению и городским подпольщикам свою принципиальность. Партизаны осудили эту необоснованную жестокость комбрига.

Наказать надо было, это все понимали, но не лишать жизни. Кроме того, все понимали — кто осознанно, а кто интуитивно, — что сам Войцеховский далеко не пример дисциплины, ответственности и достойного поведения.

Несколько позже стали известны и другие неблаговидные поступки Войцеховского, на сей раз направленные против партизан-евреев. Дело в том, что в наших лесах появился отряд польской Армии Крайовой, националистической организации, придерживавшейся антирусской и антисемитской ориентации. Комбриг Войцеховский решил из соображений «большой политики» сблизиться с руководством этого отряда (он назывался по имени одной из местных рек — «Чарна Ханьча»). Реакционно настроенные польские командиры внушали Войцеховскому, что он зря «приютил» у себя еврейских партизан. А так как комбриг в этот период собирался пойти с частью бригады и вместе с поляками на северо-запад в Августовскую пущу (в направлении крепости Осовец), он принял позорное решение: якобы для усиления вооруженности партизан, которых он брал с собой, он фактически приказал разоружить партизан-евреев из отряда «Форойс». Это была чистой воды дискриминация.

Меня в это время не было в штабе бригады. За день-два до этого события Войцеховский отправил меня выполнять очередное задание.

К сожалению, комбриг Войцеховский не был единственным партизанским командиром, допускавшим антисемитские действия. Такие люди нередко встречались и в других отрядах и бригадах — сейчас об этом хорошо известно. К счастью, в партизанах были и другие командиры и политработники, подлинные интернационалисты, слова которых не расходились с делом. Одним из них был Иван Нестерович Скрынник, прикомандированный к бригаде имени Кастуся Калиновского в качестве секретаря подпольного горкома комсомола Белостока.

Именно он посоветовал Голде Каменецкой предложить партизанам-евреям из отряда «Форойс» быть более бдительными, ибо Войцеховский замышлял что-то нехорошее. Повлиять на Войцеховского он не мог, но посчитал своим моральным долгом предупредить наших ребят. Иван Скрынник был настоящий гуманист-интернационалист, не на словах, а на деле. В 1944 году ему было 24 года. Среднего роста, русоволосый, с открытым приветливым лицом, родом из украинского села Александрова в Черниговской области. До войны он окончил педучилище, учительствовал, затем учился в Курском военно-политическом училище.

Во второй половине 1942 года его забросили в немецкий тыл, он провел шесть месяцев в партизанской бригаде Алексея на Витебщине. Служил помощником комиссара бригады по комсомолу, был ранен. Во второй раз Иван Скрынник был заброшен в августе 1943 года в Белостокскую область для организации подпольного комсомола.

Независимо от постов, занимаемых Скрынником, он прежде всего был человеком добрым, искренним, чутким. Он выступал против фальши и лицемерия, не мирился с двойными стандартами. Слабости Войцеховского видел и осуждал, а с дискриминацией партизан-евреев явно не был согласен, о чем сказал комбригу. Я не знаю, в какой форме велся этот разговор, но власть командира в военное время, особенно командира типа Войцеховского, была практически неограниченной, и все ждали плохих последствий. Однако Войцеховский, видимо, не решился на суровые меры в отношении Скрынника, и все обошлось. Весной 1944 года мы часто общались с Иваном, сблизились. За несколько дней до соединения с Советской армией Иван Скрынник погиб, наткнувшись на засаду. Это известие вызвало у меня чувство острой боли и растерянности: почему именно лучшие люди так часто и безвременно уходят?