Жизнь Фридриха Ницше - [138]
В конце концов Элизабет пришлось смирить гордыню и принять обратно Петера Гаста. Он действительно был единственным человеком, способным разобрать почерк позднего Ницше, а для честолюбивых стремлений Элизабет было очень важно превратить хаотический Nachlass в книгу собственного сочинения и опубликовать под именем Ницше. Она планировала назвать книгу «Воля к власти» и выдать за фундаментальный труд, итоговую переоценку всех более ранних ценностей. Элизабет не сомневалась, что из обрывков Nachlass ей удастся собрать книгу, о которой Ницше периодически упоминал в свои последние здравые годы, – что хотел бы ее написать, что уже пишет или что, наоборот, после окончания «Антихристианина» это уже не актуально.
Ницше никогда не был богат. У него была привычка бедного, бережливого человека писать в одном и том же блокноте, пока он не оказывался заполнен. До того как из-за болезни его почерк изменился к худшему, датировку записей понять было невозможно. Иногда он начинал писать от первой страницы к последней, иногда наоборот. Абзацы и даже целые страницы были перечеркнуты и снова написаны поверх. Глубокомысленные изречения соседствовали со списками покупок.
Пока Гаст работал над Nachlass, вилла Зильберблик стала местом паломничества, где книги, фотографии и рукописи Ницше соседствовали с кружевными вуалями в рамочках, парагвайскими артефактами и бюстом первопроходца доктора Фёрстера, благородного героя арийской антисемитской колонизации. По субботам Элизабет устраивала салоны, в остальные дни принимала гостей. Посетители с волнением сознавали, что где-то наверху («отделенное от нас только балками перекрытий», как отмечал кто-то) находилось божество Ницше-Заратустра. Особым счастливчикам разрешалось издали взглянуть на фигуру, облаченную в неизменную долгополую хламиду с длинными рукавами, сшитую из белого льна, наподобие одеяния святых.
Завороженные посетители с легкостью обожествляли Ницше, и в печати начали появляться благоговейные описания. Чаще всего описывали его глаза. Взгляд великого короля разума был таинственным образом устремлен в бездну человеческих сердец и поднимался выше ледяных пиков, прозревая нечто не доступное никому из простых смертных. Несчастные, полуслепые глаза Ницше сравнивали с двойными звездами, небесными телами и даже галактиками. «Те, кто видел его тогда, в белом складчатом халате, возлежавшего со взором брахмана широко и глубоко посаженных глаз под кустистыми бровями, с благородством загадочного, вопрошающего лица и по-львиному величавой посадкой головы мыслителя, – испытали чувство, что этот человек не может умереть, но что взор его будет вечно прикован к человечеству и всему видимому миру в этой непостижимой торжественности» [84], – писал Рудольф Штайнер [21]. Архитектор Фриц Шумахер, которому Элизабет заказала памятник Ницше, писал: «Никто из видевших его не поверил бы, что смотрит на тело, которое покинул разум. Каждый думал, что смотрит на человека, поднявшегося над ничтожностью обыденного» [22].
Элизабет любила демонстрировать брата после того, как гости вставали из-за стола. Чаще всего его силуэт проступал за прозрачной занавеской, словно дух на спиритическом сеансе [23]. Немногие обладали ясностью взгляда Гарри Кесслера, который, скорее всего, видел Ницше чаще прочих, так как оставался ночевать на вилле каждый раз, когда приезжал по делам к Элизабет. Лежа в кровати, он смотрел в потолок; раздавались «долгие, стенающие жуткие звуки, которые он изо всей силы выкрикивал в ночь; наконец все стихало» [24].
Кесслер видел в Ницше не больного, не пророка, не лунатика, а скорее пустую оболочку, ходячий труп. Его руки, покрытые сеткой зеленых и фиолетовых вен, выглядели сморщенными и восковыми, как у мертвеца. Усам позволялось расти аж до самого подбородка, чтобы скрыть выражение рассеянного идиотизма, которое придавал ему безвольный полуоткрытый рот. В отличие от поклонников Кесслер ничего не видел в глазах Ницше. Ничего безумного, ничего пугающего, ничего духовного. «Я бы сказал, что его взгляд был покорным и в то же время ничего не понимающим. Он словно метался в бесплодном умственном поиске, как у большого благородного пса» [25].
Летом 1898 года Ницше пережил первый инсульт. Второй случился через год. В августе 1900 года, после перенесенной простуды, он стал с трудом дышать. Свидетель, пожелавший остаться неизвестным (возможно, опасаясь мести Элизабет), подробно описывал его смерть. Больше всего это было похоже на свидетельство сиделки, много лет ухаживавшей за пациентом.
Свидетель писал, что после переезда в Веймар Ницше больше не был способен читать, понимать речь и ясно отвечать, хотя несчастного продолжали терзать расспросами. Журналисты редко встречались с Ницше лицом к лицу. Элизабет была посредником в любых контактах, она же рецензировала все статьи, тогда как Ницше лежал на боку, обездвиженный, в своей «гробовой постели» (как ее называл свидетель), беспомощный, окруженный мебелью, которая не давала ему сбежать.
Физические функции исполнялись им с трудом, не в последнюю очередь потому, что он пытался засунуть в рот каждый блестящий предмет, который попадался ему на глаза. В остальном он был легким и послушным пациентом. Несмотря на безнадежность своего положения, он редко испытывал боль.
