Жизнь Достоевского. Сквозь сумрак белых ночей - [10]
В отличие от других военных школ, в Инженерном училище воспитанников не секли, но все другое бывало. Поэтому смотров боялись как Страшного суда.
Примерных воспитанников в виде поощрения назначали ординарцами к великому князю. Удостоившись такой чести, Федор раз попал в неприятную историю. Назначили его. Он явился и отрапортовал:
— Кондуктор Достоевский явился в распоряжение вашего превосходительства.
Сказал и обмер. Надлежало — «вашего высочества», а он — «вашего превосходительства».
— Присылают же таких дураков, — заметил Михаил Павлович и по всей форме распек и училищное начальство, и незадачливого ординарца.
После майского парада Инженерное училище выступило в лагеря. Тридцать верст от Петербурга до лагеря проделывали походным маршем. Этот переход можно было бы счесть прогулкой, если бы не ранец за спиной, лядунка — сумка для патронов — через плечо, непременные для саперов кирка и лопатка, которые при каждом шаге немилосердно колотили по ляжке. И еще — злосчастный кивер непомерной высоты. Особенно досаждал он тем, у кого водились деньги. Он служил им кладовой. Его весь сверху донизу набивали апельсинами, пирожками, булками, сыром, леденцами и несли эту снедь на голове, рискуя повредить себе шею.
Кивер Федора был пустой, но недавно купленный к майскому параду — новенький. Купил на последние деньги. Объяснил отцу этот расход так: «Решительно все мои новые товарищи запаслись собственными киверами; а мой казенный мог бы броситься в глаза царю. Я вынужден был купить новый, а он стоил 25 рублей». Вряд ли царь среди многотысячного войска разглядел бы старый кивер Федора Достоевского. Дело было не в царе, а в товарищах.
Самолюбивый юноша боялся косых взглядов, насмешек. Боялся выказать свою бедность, хотел быть как все. Потому и купил этот кивер и теперь с независимым видом, ничем не выделяясь среди остальных, шагал в лагеря.
Шли мимо бедных деревушек, которые невольно напоминали Федору их маленькое Даровое, поездки туда и восхитительное чувство свободы и радости, возникавшее всякий раз среди деревенского приволья. Их убогое именьице, изрезанные оврагами скудные поля, липовая роща казались ему райским уголком. Папенька уезжал в Москву, и они, предоставленные сами себе, под снисходительным надзором маменьки, резвились напропалую. Самой любимой была игра «в диких», которую он, Федор, выдумал, начитавшись про индейцев. Брат Миша, по степенности своего характера, обычно в игре не участвовал, а служил им «костюмером». Они же с братом Андрюшей раздевались догола и с помощью Миши превращались в индейцев: раскрашивали лицо и тело, устраивали из листьев и гусиных перьев головные уборы и набедренные повязки, вооружались самодельными луками.
Игры происходили в липовой роще. В укромном местечке, скрытом от глаз, строили из веток шалаш с незаметным входом. В нем пребывали «дикие племена». Отсюда совершали они набеги на соседний лесок Брыково, где забирали «пленников» — деревенских ребятишек, которые заранее их там поджидали. «Пленников» уводили в шалаш, держали там некоторое время, а потом выпускали за «приличный выкуп». Предводителем «диких племен» был, конечно, он, Федор…
— Рота, — подтянись! — слышался окрик офицера. Ранец оттягивал плечи, кирка и лопата колотили по ногам.
Федору казалось, что то, в Даровом, было в какой-то другой жизни.
В лагере под Петергофом
День выдался дождливый, пасмурный. Несмотря на дурную погоду, император Николай Павлович, встав рано поутру, вышел из дворца, поднялся на одну из башен нижнего петергофского парка и оттуда в зрительную трубу принялся наблюдать за ученьем, происходившим на широком плацу лагеря военно-учебных заведений. Плац отлично просматривался с этой высокой точки.
Сначала лицо царя выражало удовлетворение. Стройный развернутый фронт, четкие повороты… Но внезапно царь нахмурился. Он сунул трубу адъютанту, быстро сбежал по крутой башенной лестнице, вскочил на оседланного коня, поджидавшего его, и через четверть часа был уже в лагере.
С суровым видом разнес он вытянувшегося перед ним генерала и сам принял командование.
Недовольство царя было вызвано тем, что, следя за учением, он заметил, как первый батальон, состоящий из воспитанников Школы гвардейских подпрапорщиков, Пажеского корпуса и Инженерного училища, боясь замарать белые панталоны своих парадных мундиров, раздвигает фронт и обходит большие лужи.
Царь выехал на середину плаца и в весьма энергичных выражениях отчитал батальон. Затем построил его сомкнутой колонной и погнал по лужам к глубокому рву, наполненному грязной водой. Момент — и все по команде попрыгали в ров, очутились по пояс в воде, выбрались, помогая друг другу, на противоположный берег, с необыкновенной быстротой снова построились и, следуя команде царя, продолжали путь вперед.
Лагеря военно-учебных заведений, где с начала июня до начала августа пребывал Федор Достоевский, расположены были под Петергофом. Этот пригород Петербурга с великолепными дворцами и парками, знаменитыми фонтанами служил летней резиденцией царского семейства, и царь, обожавший фрунт, нередко вмешивался в повседневные лагерные дела, приготовления к маневрам и линейным учениям, которыми сам он командовал. Это доставляло ему живейшее удовольствие.
