Жизнь боя - [21]

* * *

Госпожа поджидала меня на крыльце. Заметив меня, она перестала кружить на месте. Взгляд ее неотступно следовал за мной, пока я поднимался по лестнице.

— Вот уже полчаса, как я жду тебя! — сказала она раздраженно. — Ты всегда теперь отлучаешься после обеда? Мне казалось, что твой рабочий день кончается в полночь. Где ты был?

— Грелся на солнышке, госпожа, — ответил я, изобразив на лице глупейшую улыбку.

Эти слова подлили масла в огонь.

— Ты что, смеешься надо мной?

— Нн…ет, госпожа, — ответил я, делая вид, что заикаюсь от испуга.

— Ты считаешь себя умнее всех! — сказала она, презрительно усмехнувшись. — С некоторых пор ты считаешь, что тебе все позволено! Все замечают это, даже мои гости!

Она засунула руки в карманы своего шелкового халата. Глаза ее сузились. Она сделала шаг ко мне. Легкий ветерок, пахнувший мне в лицо, принес с собой запах женского пота и духов, от которого кровь моя загорелась. Госпожа удивленно взглянула на меня. Провела рукой по своему лицу и проговорила спокойно:

— При малейшем проступке я уволю тебя. А теперь можешь идти.

Я удрал на кухню. В этот час госпожа обычно занималась бельем. Я видел из кухни, как она надела шлем и стала осматривать во дворе белье, выстиранное Баклю.

— Баклю! Баклю! — позвала она.

Никакого ответа. Словно раненая пантера, она бросилась в прачечную. Я знал, что Баклю спит там после обеда, пока мокрое белье сохнет на солнце. Можно было услышать даже из кухни его храп. До нас долетел громкий голос госпожи.

— Влип, бедняга, — сказал повар.

— Лодырь, лентяй, — кричала госпожа. — Ты где находишься? Вы все здесь распустились! Господин, видите ли, изволит почивать!.. Ну же, поворачивайся!

Баклю, который еще не вполне очнулся, прошел, спотыкаясь, по двору в сопровождении госпожи. Ей, очевидно, не хотелось подбадривать его пинками. Он останавливался и тер глаза, подавляя зевок. На его длинном костлявом теле болтался потертый мундир швейцара. Брань напоминала ему о присутствии госпожи. Он чувствовал, что жена коменданта следует за ним по пятам, и, робея, ускорял шаг. Они дошли до развешенного белья.

— И это, по-твоему, чистое белье?! — воскликнула госпожа, бросая ему в лицо кальсоны и майки коменданта. — Соня! Лодырь!

Шорты коменданта, рубашки, трусики госпожи, простыни — все это полетело в голову несчастного Баклю. Он монотонно повторял один и тот же ответ, а госпожа забавно передразнивала его, выпятив нижнюю губу и медленно-медленно качая головой.

— Белье не может стать новым, госпожа, белье не может стать новым…

Баклю подбирал упавшее белье. Госпожа, казалось, ничего не слышала. Она говорила, говорила, говорила. Никогда я не видел ее такой.

— Что можно ждать от таких, как ты! — восклицала она. — И подумать только, я не верила опытным людям! Но теперь все пойдет иначе… Начальник тюрьмы прав, да, с вами нужна плеть. Ну что ж, вы добьетесь своего. Посмотрим, чья возьмет!

Она взглянула в сторону кухни и увидела в окне меня и повара. Налетела на нас. Осмотрела кастрюли, заметила разбитый графин. Назначила за него цену, которая наполовину снизила наше с поваром жалованье.

— Это только начало, — приговаривала она, — только начало…

Она долго говорила, стоя на пороге кухни. Обозвала повара старой макакой, стала угрожать, затем, не зная, что еще придумать, вбежала в дом. Громко хлопнула дверь гостиной. Позже мы услышали шум машины, которую она выводила из гаража. Часовой тут же прибежал к нам на кухню. От хохота он согнулся пополам и размахивал своими длинными руками. Он взглянул украдкой в сторону резиденции, как бы желая удостовериться, что хозяйки там нет.

— Она уехала! — многозначительно проговорил стражник, улыбаясь во весь рот. — Сегодня четверг…

— Я не подумал об этом, — заметил Баклю. — Во всяком случае, госпожа распалилась больше некуда! Счастливец начальник тюрьмы! Право, она пото-пото[17]…

— Она взбесилась. Госпожа поистине пото-пото…

Повар, занятый чисткой бобов, провел рукой по лицу.

— Ей-богу, мне никогда не купить себе жены… Денег у меня остается так мало, что не хватает на сигареты…

— Обидно все же зависеть от капризов суки! — серьезно сказал стражник.

Тишина навалилась на нас.

— Да, обидно… — услышал я свой ответ.

* * *

Сегодня утром комендант опять уехал в джунгли. Этот человек неутомим. Я боюсь. На этот раз его отъезд не сулит ничего хорошего. Присутствие хозяина служило мне защитой. Что скрывается за молчанием госпожи? Она разговаривает со мной лишь знаками. Так поступила она и утром, вручив мне письмо, которое я должен был отнести ее любовнику тотчас же после отъезда мужа.

Я застал начальника тюрьмы в ту минуту, когда он «учил жить» двух негров, заподозренных в том, что они обокрали г-на Жанопулоса.

В присутствии владельца Европейского клуба г-н Моро избивал моих соотечественников. Они были обнажены до пояса. На руках надеты наручники, шея обвязана веревкой, прикрепленной к столбу посреди «площади наказаний», что мешало им повернуть голову в ту сторону, откуда на них сыпались удары.

Ужасное зрелище! Плеть из гиппопотамовой кожи врезалась в тело, и при каждом «ух» сердце у меня переворачивалось. Г-н Моро, растрепанный, с засученными рукавами, так жестоко хлестал моих злосчастных соотечественников, что я в отчаянии вопрошал себя, останутся ли они живы. Жуя сигару, толстяк Жанопулос натравливал на них собаку. Пес рвал на истязаемых штаны и кусал их за икры.