Жизнь боя - [20]

Закутавшись в купальный халат, она ждала коменданта на веранде. Она через силу улыбнулась и встала ему навстречу. Хозяин поцеловал ее в губы. Впервые госпожа не закрыла глаз.

Я стоял за спиной господ. Я не смел попросить, чтобы они пропустили меня с чемоданом, который надо было отнести в спальню коменданта. Я потупился и тут же поднял голову. Мой взгляд встретился со взглядом госпожи. Глаза ее сузились, затем расширились, словно она увидела что-то страшное. Я невольно посмотрел под ноги, нет ли там ядовитой змеи. Я услышал, как комендант спросил жену, не случилось ли чего-нибудь.

— Но ты же бледна, как смерть, Сюзи!

— О, это пустяки, — ответила она.

Патрон по-прежнему стоял ко мне спиной. Госпожа не спускала с меня глаз. Комендант разжал объятия. Супруги вошли в гостиную.

Я застыл внизу лестницы. Страх госпожи приковал меня к месту. Я осмотрел стебли мелиссы — любимое убежище зеленых змей, укус которых очень опасен. Вдруг я почувствовал что-то мягкое, липкое под ногами. Я подскочил, испустив громкий вопль. Комендант подбежал к окну. Мне было стыдно за себя, стыдно, что я закричал, так как наступил всего-навсего на банановую кожуру.

— Что с тобой, Жозеф? — громовым голосом спросил комендант.

— Ничего, господин.

— Ты совсем спятил, бедняга! С каких это пор ты дерешь глотку ни с того ни с сего? Или это принято у твоих соплеменников?

— Да, принято, господин, это в честь вашего приезда, господин, — ответил я, вдохновившись вопросом коменданта.

Я сопровождал эти слова простодушнейшей улыбкой. Хозяин пожал плечами и отошел от окна. Я отворил дверь в гостиную и попросил ключ от спальни, чтобы отнести туда чемодан.

— Поставь его на стул, — сказала госпожа, — я сама уберу вещи.

Завтрак прошел в тягостном молчании. Унылая тишина стояла в доме. Я примостился возле холодильника. Комендант сидел ко мне спиной. Госпожа уткнулась в тарелку.

До отъезда коменданта за столом было весело, так как болтовня госпожи оживляла этот ежедневный тет-а-тет.

— Говорю ж тебе — нет.

— Не понимаю… ничего не понимаю, — пробормотал комендант. — Может, жара действует тебе на нервы? Непременно посоветуйся с врачом… Голова не болит?

— Немного… — проронила госпожа, занятая своими мыслями.

— Бой, аспирина! — приказал патрон.

Я подал коробочку госпоже, рука ее дрожала.

— Увидишь, тебе станет легче, — сказал комендант. — А завтра непременно посоветуйся с врачом.

Тяжело ступая, он вышел на веранду.

Дневник Тунди Тетрадь вторая

Данган разделен на две части — европейскую и туземную, но, несмотря на это, все, что происходит в домах под железными кровлями, известно до мельчайших подробностей в глинобитных хижинах. Насколько местные жители осведомлены о жизни белых, настолько белые слепы ко всему, что их окружает. Любому негру известно, например, что жена коменданта изменяет мужу с начальником тюрьмы, нашей грозой.

— Белые женщины немногого стоят, — сказал мне как-то бой г-на Моро. — Даже жена такого большого вождя, как комендант, не прочь поразвлечься в машине с любовником! Жаль, что эти истории зачастую кончаются выстрелами…

И он рассказал мне, как в Испанской Гвинее на его глазах двое белых чуть не убили друг друга из-за женщины, которая даже не была вполне белой, — одной из тех женщин, которых мы сами презираем…

Можно ли убивать или рисковать жизнью из-за женщины?! Наши предки были мудрецами. «Женщина — кукурузный початок, — говорили они, — доступный всякому рту, только не беззубому».

* * *

Впервые госпожа принимала любовника в присутствии мужа. Г-н Моро в резиденции? От страха у меня весь вечер болел живот. Теперь я ругательски ругаю себя. Как мне излечиться от этой дурацкой чувствительности? Ведь я зря страдаю из-за нее, когда дело меня совершенно не касается.

Право, в пылу страсти белые бросают вызов судьбе. Я не ожидал, что г-н Моро появится в резиденции, после того как весь Данган осведомлен о его отношениях с госпожой. Комендант слишком высокого мнения о себе, чтобы сомневаться в супруге. Весь вечер он пыжился, как индюк. Он ничего не заметил — ни излишних забот, которыми окружают мужей неверные жены, ни ледяной любезности между госпожой и гостем — любезности сообщников, желающих казаться чужими…

Занятно, как много выражений мелькает на женском лице в такие минуты. Госпожа менялась до неузнаваемости в зависимости от того, обращалась ли она к любовнику или к мужу. Когда она улыбалась первому, я видел лишь ее ресницы. Когда она улыбалась коменданту, на лбу у нее выступали капельки пота — от усилия смеяться как можно натуральнее. Это с трудом удавалось ей, хотя она и подносила платок к глазам, чтобы вытереть воображаемую слезу… Комендант посмеивался с оттенком превосходства и тут же принимал сокрушенный вид, словно был в отчаянии от того, что начальник тюрьмы, на которого он взирал сверху вниз, не понимает острот. Тогда г-н Моро с опозданием разражался смехом, что вызывало наконец естественный смех госпожи!

Госпожа случайно обратила взор в сторону холодильника, где я стоял, ожидая приказаний. Она вспыхнула и тотчас же перевела разговор на негров. Г-н Моро рассказал о неграх, заключенных в тюрьме. Выходило, что данганская тюрьма — рай для местных жителей. Можно было подумать, будто негры, которых выносили оттуда ногами вперед, умирали от счастья. Ох, уж эти мне белые!