Жизнь Антона Чехова - [32]
Антон не прерывал нитей, связывавших его с Таганрогом. Он переписывался с Петей Кравцовым, а также с дядей Митрофаном, он хотел сохранить друзей детства. Да еще приходилось выказывать почтение отцам города, которые всегда неохотно раскошеливались, когда дело доходило до выдачи стипендий.
В Москве Антон вновь сошелся с друзьями из Колиного круга, которых он приобрел в свой приезд в 1877 году, на Пасху. Один из них, учитель черчения Константин Макаров, в конце 1879 года умрет от тифа; другой, Михаил Дюковский, станет восторженным почитателем талантов Коли и Антона, а также Машиным поклонником. Через Дюковского и Колю Антон подружился с двумя студентами художественного училища, которые в какой-то мере определят его будущее, — с Францем Шехтелем, будущим архитектором и автором обложки первого сборника чеховских рассказов, и Исааком Левитаном, впоследствии ставшим гениальным русским пейзажистом.
Мостиком в литературу, в первую очередь в московские еженедельники, для Антона стал брат Александр, который тоже печатался в них и уже примелькался во многих редакциях. Хотя поначалу толку от него было мало — Александр изучал химию и математику и вместе с приятелями, богатыми, но беспутными братьями-сиротами Леонидом и Иваном Третьяковыми, пытался вести светский образ жизни. Опекун Третьяковых, инспектор народных училищ Московской губернии В. Малышев, помог найти работу для Вани. Он отправил его за тридцать верст от Москвы в уездный город Воскресенск, в приходское училище при фабрике Цурикова. Тот положил Ване приличный оклад и выделил дом, способный в летние месяцы вместить всех Чеховых, — с мая по август Антон, Маша и Миша были свободны от занятий. В свои восемнадцать лет Ваня, дотоле бывший в тягость родителям, теперь сам мог предоставить им кров. Павел Егорович был в восторге — Воскресенск находился как раз по дороге в известнейший Новоиерусалимский монастырь. Брат Митрофан радовался за московских родичей: «Как приятно, что вам есть случай часто бывать в Новом Иерусалиме <…> Худо живу, много грешу, молитесь за меня».
Антон старался пробиться в еженедельные журналы. (Впрочем, рукопись «Безотцовщины», которую он посылал Александру на оценку, была к тому времени им уничтожена.) В октябре он отправил в «Будильник» — у старшего брата там были знакомства — рассказ «Скучающие филантропы», впервые подписанный псевдонимом «Чехонте» — такое прозвище дал ему отец Покровский. Дожидаясь от «Будильника» обычного в таких случаях язвительного отзыва, он был удивлен, получив довольно вежливый отказ. Приближалось 24 декабря, день ангела Евгении Яковлевны, но купить для матери именинный пирог Антону было не на что. Он снова взялся за перо и написал рассказ «Письмо к ученому соседу», в котором спародировал докучливое и пышное пустословие отца и деда. Рассказ был принят журналом «Стрекоза», о чем новоиспеченный автор получил 13 января письменное уведомление.
В «Стрекозе» удалось продержаться лишь год. Ее редактора, И. Василевского, нельзя назвать открывателем талантов[52] — лишь спустя два года журналы «Будильник» и «Зритель» стали публиковать рассказы Антона, хотя Александр и Коля были там своими людьми. Те пять копеек, которые Василевский платил за строчку авторам, были жалкие гроши: за шесть рассказов, напечатанных во второй половине 1880 года, Антон получил 32 рубля 25 копеек. Подобные журналы имели не менее двух тысяч подписчиков, и тысячи четыре экземпляров продавалось в розницу, всего лишь по 10–20 копеек за журнал. Поэтому никто из постоянных авторов не мог жить на гонорары от публикаций. Попав в эту ловушку, Антон, как и другие писатели, был вынужден сочинять по нескольку рассказов в неделю и печатать их под разными псевдонимами в разных журналах — в результате получая не больше, чем зарабатывал Павел Егорович в амбаре у Гаврилова.
Из всего написанного Антоном для «Стрекозы» журнал отверг примерно столько же, сколько напечатал. Начинающий автор показал себя не хуже других, однако предпочел сосредоточиться на пародии. В юмореске «Что чаще всего встречается в романах, повестях и т. п.?» Чехов высмеивает избитые литературные штампы, предпочитаемые пишущей братией, и тем самым предвосхищает свое неприятие подобных приемов в более зрелые годы: «Граф, графиня со следами когда-то бывшей красоты, сосед-барон, литератор-либерал, обедневший дворянин, музыкант-иностранец, тупоумные лакеи, няни, гувернантки, немец-управляющий, эсквайр и наследник из Америки. <…> Семь смертных грехов в начале и свадьба в конце».
Впрочем, в тот год Антон и читателей ничем не поразил, и семейного бюджета не поправил. Коля зарабатывал куда больше, а когда у него появлялись заказы на расписывание декораций или на портреты царя, он не только кутил на широкую ногу, но и приносил деньги домой. Однако Чеховы по-прежнему смотрели снизу вверх на богатую шуйскую родню, а брат Митрофан, даже находясь под впечатлением от увиденных в журналах фамилий племянников, все еще считал москвичей бедными родственниками.
Москвичи же никак не могли пустить корни — пока Антон учился в университете, они сменили десяток адресов. Весной 1880 года семья перебралась в новый дом — на той же Грачевке, принадлежащий священнику И. Приклонскому. Но даже при том, что кое-какой доход давали постояльцы, а у Вани была неплохая работа, Чеховых снова начали давить долги. В апреле Павел Егорович упрекал Антона: «Примером тому служит долг, не отданный два года, за взятый из Бакалейной Лавочки товар. Меня потрясает всякое неправильное действие и вредит моему здоровью. Я тогда рад и доволен, когда со стороны детей соблюдается скромность, умеренность и аккуратность в жизни. <…> Мишу я стал замечать, что он стал требовать, чего не заслуживает. <…>Жаль, что Коля не вникает в дело, пора уж ему образумиться и быть фундаментальным человеком. Художество бросил, а занялся таким делом, которое ему ничего не дает, ни денег, ни звания. Мне весьма неприятно, что наши с мамашей старанье и направление ему дано прямое, а он по своей собственной пошел воле и желанию, сбился с дороги и погряз в болото <…> Саша полжизни укоротил мне и потряс мое здоровье. Антоша, друг, что я написал заметь и дорожи этими словами и передай братьям. П. Чехов».
