Жизнь Антона Чехова - [226]

Шрифт
Интервал

Двадцать восьмого октября Антон добрался до дома, изрядно промерзнув за шесть часов утомительной поездки на почтовых лошадях — из-за шторма пароходы не заходили в ялтинской порт. С собой он привез говяжий язык, который, впрочем, подпортился в пути, а также часы, которые тоже не выдержали путешествия и сломались. Зато сухие и соленые грибы, домашние туфли для Евгении Яковлевны и валенки для Марьюшки были доставлены в целости и сохранности. Вслед за Антоном полетело пылкое письмо Ольги: «А как мне, Антонка, хочется иметь полунемчика! Отчего я так много прочла в твоей фразе: „полунемец, который бы развлекал тебя, наполнял твою жизнь“? <…> Во мне идет сумятица, борьба!» Ольга даже упрекнула Чехова в том, что не забеременела от него в первые дни супружеской жизни, хотя ребенка больше всего хотелось Антону. Две недели спустя, поняв, что снова не беременна, Ольга писала Антону: «А полунемчика опять у нас с тобой не будет <…> отчего ты думаешь, что этот полунемчик наполнит мою жизнь?» Теперь они с Машей переехали в уютную квартиру по соседству с актером Вишневским и недалеко от Сандуновских бань, с центральным отоплением и электричеством. (Недавно родившуюся дочь горничной отправили в деревню к ее матери и больше никогда о ней не слышали.) В письмах Ольга развлекала Антона описанием меню посещаемых ею ресторанов, а Маша — анекдотами из театральной жизни.

До самого Нового года ялтинская жизнь не радовала Антона разнообразием. Он урывками продолжал писать «Архиерея». Со здоровьем становилось все хуже. Восьмого декабря он был обследован доктором Альтшуллером, а вслед за тем у него снова пошла горлом кровь и пришлось принимать креозот. Альтшуллер из-за Антона отложил поездку в Москву на Пироговский съезд. На Рождество проведать Толстого в Крым приехал доктор Щуровский. Врачи обменялись мнениями о состоянии больного Антона; Щуровский определил его как «чрезвычайно серьезное»[535]. Альтшуллер решил применить более действенные средства: большие компрессы и шпанские мушки, раздражающие легочные ткани и снимающие обострение плеврита. Развлечения были редки. Как-то к Антону на огонек заглянул пианист С. Самуэльсон и сыграл ему домажорный ноктюрн Шопена. Нарушив запрет на появление в столицах и заехав в Москву, Горький оказался свидетелем шумного успеха своих «Мещан», а затем появился в Ялте и составил Антону компанию. (Во время его визита вокруг дома патрулировал жандарм.) У Антона появился новый постоялец — отбившийся от стаи дикий журавль приземлился у Чеховых в саду и подружился с ручным журавлем, любимцем садовника Арсения. Поближе к Рождеству кабинет Антона стали осаждать визитеры; они душили его сигаретным дымом и мешали соблюдать режим лечебного питания. Маша приехала в Ялту лишь 18 декабря, а вслед за ней в доме Чехова появился Бунин. Антон теперь настаивал на том, чтобы Ольга отпросилась из театра на Рождество — как иначе они смогут зачать ребенка? Та отвечала, что может вырваться лишь на несколько дней, и предлагала встретиться на полпути, в Севастополе. Впрочем, поездка не состоялась — во всем виноват был директор театра, задержавший Ольгу в Москве. При этом она не преминула передать Антону мнение его коллег, докторов Членова и Коробова, что Москва не столь уж вредна для его здоровья. В день Рождества Ольга обратилась к Маше за моральной поддержкой: «Я себя чувствую одинокой и совершенно покинутой». Получив от нее на следующий день отчет о состоянии здоровья Антона — «он был болен сильнее, чем мы думали», — она немедленно решила выехать в Ялту, махнув рукой на театр: «Я знаю, что мне надо забыть о своей личной жизни, совсем забыть. Это и будет, но это так трудно сразу». Однако из Москвы она так и не выбралась.

Наконец, новогодние праздники остались позади. Ольга вновь заговорила о детях; поздравляя Антона с сорокадвухлетием, она писала: «Я пошутила и начала пищать младенцем, я ведь умею. Все всполошились и начали рассказывать, что маленький Чехов родился и поздравляли меня. <…> Дай Бог, чтоб напророчили». Неделю спустя она описывала ему веселую новогоднюю вечеринку в театре, затянувшуюся до утра. Актеры резвились, катаясь со сцены по вощеным доскам; Качалов в розовом трико уморительно изображал кулачного бойца; Шаляпин посылал за пивом и пел цыганские романсы; Маша хохотала до слез, и все обменивались шуточными подарками. «Я получила младенца большого в пеленках, потом в атласном конвертике еще двух — меня дразнили; я их <…> отдала на сохранение доктору Гриневскому, который одному младенцу проломил голову», — доложила Ольга Антону. Зловещему предзнаменованию, увы, суждено будет сбыться.

В тот год зима в Ялте выдалась холодной. Доктор Альтшуллер приговорил Антона к домашнему заключению на весь январь. Ольга же продолжала настаивать на приезде Антона в Москву и ссылалась на доктора Боброва, заявившего на Пироговском съезде, что чахоточных южан, таких как Антон, лучше всего лечить северным воздухом. Врачи, съехавшиеся со всей России на съезд хирургов, не забыли и о докторе Чехове: 11 января, посмотрев на дневном представлении пьесу «Дядя Ваня», они откликнулись телеграммами в адрес автора и подарком актерам — большой копией чеховского портрета работы Браза, который Антон терпеть не мог.


Еще от автора Дональд Рейфилд
Сталин и его подручные

Известный британский историк и литературовед, автор бестселлеров «Грузия. Перекресток империй. История длиной в три тысячи лет» и «Жизнь Антона Чехова», предлагает детальный анализ исторической эпохи и личностей, ответственных за преступления, в которых исчезли миллионы людей, «не чуявших под собой страны». Руководители печально знаменитой Лубянки – Дзержинский, Менжинский, Ягода, Ежов, Берия – послушные орудия в руках великого кукловода – «человека с усами», координатора и вдохновителя невероятных по размаху репрессий против собственного народа.


Грузия. Перекресток империй. История длиной в три тысячи лет

«Бог делил Землю между народами, — гласит грузинская легенда, — грузины опоздали, задержавшись за традиционным застольем, и к моменту их появления весь мир уже был поделен. Когда Господь спросил у пришедших, за что они пили, грузины ответили: «За тебя, Бог, за себя, за мир». Всевышнему понравился ответ. И сказал он им, что, хотя все земли розданы, приберег он небольшой кусочек для себя и теперь отдает он его грузинам. Земля эта, по словам Господа, по красоте своей не сравнима ни с чем, и во веки веков будут люди любоваться и восхищаться ею…»Известный британский литературовед и историк Дональд Рейфилд, автор бестселлера «Жизнь Антона Чехова», главный редактор фундаментального «Полного грузинско-английского словаря», создал уникальный труд — историю Грузии, драгоценный сплав, в котором органично слились исторические хроники, уникальные документальные свидетельства и поразительное по яркости повествование.


Рекомендуем почитать
Империя и одиссея. Бриннеры в Дальневосточной России и за ее пределами

Для нескольких поколений россиян существовал лишь один Бриннер – Юл, звезда Голливуда, Король Сиама, Дмитрий Карамазов, Тарас Бульба и вожак Великолепной Семерки. Многие дальневосточники знают еще одного Бринера – Жюля, промышленника, застройщика, одного из отцов Владивостока и основателя Дальнегорска. Эта книга впервые знакомит нас с более чем полуторавековой одиссеей четырех поколений Бриннеров – Жюля, Бориса, Юла и Рока, – и с историей империй, которые каждый из них так или иначе пытался выстроить.


Беседы с Чарльзом Диккенсом

«Благодаря своим произведениям и своей карьере Диккенс стал важнейшим символом Лондона XIX века и викторианского общества в целом. Его задумчивая меланхоличность и яркий юмор отражали два мощных течения английского мироощущения, его энергичность и оптимизм воплощали прогресс той эпохи, а призывая к социальным реформам, он озвучивал все тенденции своего времени. Итак, начинайте свое знакомство с Чарльзом Диккенсом». (Питер Акройд) «Диккенс проделал путь от серьезных финансовых затруднений до значительного богатства, от заброшенности в детстве до всеобщего поклонения в зрелом возрасте, от сомнительных знакомств до приватной аудиенции у королевы Виктории.


Непокоренный. От чудом уцелевшего в Освенциме до легенды Уолл-стрит: выдающаяся история Зигберта Вильцига

На основе подлинного материала – воспоминаний бывшего узника нацистских концлагерей, а впоследствии крупного американского бизнесмена, нефтяного магната, филантропа и борца с антисемитизмом, хранителя памяти о Холокосте Зигберта Вильцига, диалогов с его родственниками, друзьями, коллегами и конкурентами, отрывков из его выступлений, а также документов из фондов Музея истории Холокоста писатель Джошуа Грин создал портрет сложного человека, для которого ценность жизни была в том, чтобы осуществлять неосуществимые мечты и побеждать непобедимых врагов.


По ту сторону славы. Как говорить о личном публично

Вячеслав Манучаров – заслуженный артист Российской Федерации, актер театра и кино, педагог, а также неизменный ведущий YouTube-шоу «Эмпатия Манучи». Книга Вячеслава – это его личная и откровенная история о себе, о программе «Эмпатия Манучи» и, конечно же, о ее героях – звездах отечественного кинотеатра и шоу-бизнеса. Книга, где каждый гость снимает маску публичности, открывая подробности своей истории человека, фигура которого стоит за успехом и признанием. В книге также вы найдете историю создания программы, секреты съемок и материалы, не вошедшие в эфир. На страницах вас ждет магия. Магия эмпатии Манучи. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Расшифрованный Достоевский. «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы»

Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.


Вдребезги: GREEN DAY, THE OFFSPRING, BAD RELIGION, NOFX и панк-волна 90-х

Большинство книг, статей и документальных фильмов, посвященных панку, рассказывают о его расцвете в 70-х годах – и мало кто рассказывает о его возрождении в 90-х. Иэн Уинвуд впервые подробно описывает изменения в музыкальной культуре того времени, отошедшей от гранжа к тому, что панки первого поколения называют пост-панком, нью-вейвом – вообще чем угодно, только не настоящей панк-музыкой. Под обложкой этой книги собраны свидетельства ключевых участников этого движения 90-х: Green Day, The Offspring, NOF X, Rancid, Bad Religion, Social Distortion и других групп.