Жизнь Антона Чехова - [116]
Три женщины смогли найти верный тон в общении с Антоном: Ванина невеста Александра Лёсова, Мишина любовь графиня Мамуна и Наталья Линтварева. Впрочем, Лёсова интерес к Антону скрыла, а Мамуна обернула дело в шутку. Пятнадцатого сентября она писала в Мелихово: «Всего лучше, если Вы приедете ко мне в Москву и разделите мое одиночество. <…> Не дурно увлекаться обоими братьями Чеховыми!!!» [256] А лишенная кокетства Наталья Линтварева неизменно радовала Антона звонким жизнерадостным смехом.
Размеренный ход мелиховской жизни держался на Чеховых-старших и на Маше с Мишей. Ежедневно, утром и вечером, Павел Егорович отмечал в дневнике температуру за окном. Во дворе установили новую засыпную уборную; чеховское стадо пополнилось свиньями, телятами и парой плодовитых романовских овец. В зиму солили огурцы, в погреб закладывали картофель, в окна вставляли вторые рамы. Праздники Успения и Рождества Богородицы отметили богослужением. Миша прославлял владения Цинцинната в письме к таганрогскому кузену Георгию: «У меня там шесть лошадей, будем кататься верхом, я повожу тебя по нашим дремучим лесам, где верст пять все идешь и идешь, а вся земля наша. Рожь у меня прекрасная, но овсы и травы выгорели от жары и засухи, а огород сестры — загляденье, одной капусты у нее 800 кочней. Сено уже скосили… и если бы ты видел, как въезжали во двор возы с сеном и как вершили его в стог!»[257]
Дяде Митрофану он тоже писал 8 октября: «Антоша сидит у себя в комнате, заперся, топит печку, печка греет, а он зябнет. Позябнет, позябнет, а потом выйдет и скажет: „Ну, погодочка! Мама, не пора ли поужинать?“»
Мишины описания, как всегда, выходили слишком идиллическими: он ни словом не обмолвился о прислуге. Двух пришлось рассчитать — горничная Пелагея крала не только у хозяев, но и у гостей, а кухарка Дарья была груба и жестоко обращалась с домашней птицей. Вместо них наняли Ольгу и двух шустрых Анют — Чуфарову и Нарышкину. Единственными, кто не вписался в мелиховский мелкопоместный антураж, были Ваня и Александр. Ваня получил пост заведующего Петровско-Басманным училищем — на этом месте он продержится достаточно долго. Павел Егорович, направляясь в Петербург проведать Александра, по пути остановился у Вани и докладывал о текущих проблемах новоиспеченного заведующего: «У него помещение есть для приезжающих, но только спать надо на полу, кровать его осталась в Мелихове <…> а купить он не может, денег нет. Ваня по Училищу энергично действует, приводит все в порядок, старается. Школа запущена страшно, везде грязь по стенам и потолкам, рамы старые, худые и еще не вставлены. Он один бегает по всем классам и делает распоряжения с учительницами, которые на него с первого разу косятся»[258].
Получив от Гаврилова бесплатный билет сотрудника таможни, Павел Егорович поехал в Петербург. Александру видеть отца почти не довелось — тот целые дни проводил на церковных службах. В столице Павел Егорович гостил две недели. С невесткой он ладил, но недоразумения все-таки случались — из-за луковицы в супе, которую Павел Егорович норовил перехватить у Гагары, матери Натальи. Александр стал меньше пить, однако нужда его не отпускала. Попросив Суворина о повышении расценок (тот платил ему пять копеек за строчку), получил ответ, нацарапанный поверх заявления: «А кто из репортеров получает жалованье?»[259]
Все лето занимаясь медициной, Антон совершенно забросил литературу. Однако Павел Свободин позаботился о том, чтобы имя Чехова не сошло с журнальных страниц. Вслед за «Палатой № 6» «Русская мысль» напечатала «Рассказ неизвестного человека». Антон подыскал еще одного издателя — В. Черткова, друга Л. Толстого и внука того самого помещика, у которого выкупила себя на волю чеховская фамилия. Чертков печатал массовым тиражом дешевые издания для народа, и, несмотря на его скудные гонорары и скверную корректуру, Чехов продал ему свои наиболее либеральные рассказы. Толстые журналы спешили предложить Антону солидные авансы, чтобы, устыдившись, тот взялся за перо. При всех затратах, которых потребовало обустройство Мелихова, этих авансов, а также дохода от переизданий хватило, чтобы удержать Чеховых на плаву. Антон, благодарный Свободину за хлопоты, всего более был озабочен состоянием его здоровья. «Тяжелая болезнь заставила его пережить метаморфозу душевную», — писал он Суворину. Всегда готовый помочь и посочувствовать, Свободин лишь однажды пожаловался Чехову: «Живешь в долг, какие бы деньги ни зарабатывал; живешь не для себя, а для портных, мясников, обойщиков, ламповщиков, извозчиков, трактирщиков и ростовщиков». Девятого октября 1892 года Антон получил телеграмму от Суворина: «Свободин умер сейчас во время представления пьесы Шутники приезжай Голубчик».
