Жизнь Амброза Бирса - [31]
Ветхий Завет до отказа полон фрагментами о браке, в которых авторы Писания выказывают своё отвращение к этому явлению. Но, поскольку эти отношения неизбежны, возникает терминология, связанная с браком – слова и фразы, которые сейчас используются, чтобы подсластить горькую пилюлю. После долгого использования эта терминология почти утеряла неприличное значение, которое имела в те дни. Слова «заняться любовью», «брак», «медовый месяц», «рождение» без стыда произносятся в самом воспитанном обществе и мужчинами, и женщинами. Слово «совокупление», разумеется, пока остаётся в словарях, но оно и не произносится в гостиных. Синонимы этих слов – синонимы, известные самым скромным девочкам – игнорируются лексикографами. Совершенно невинные сами по себе, эти слова описывают «бесстыдное действие», так же, как слово «брак». Но, в отличие от слова «брак», они ещё не стёрлись от постоянного употребления, их значение сокрыто.
Если бы священника, который так высокопарно говорит о «священном состоянии брака», повторяя слова святого Павла, спросили бы, была ли у его господина Иисуса когда-нибудь подруга[100], он был бы несказанно потрясён. Почему? Если брак почётен, не греховен, не позорен, почему человек Иисус не женился и не завёл потомства? На это священник привёл бы убедительный довод о цели бога-отца и его сына: этой целью было спасение, а не размножение. Тем не менее, хороший человек был бы действительно потрясён, если бы кто-то предположил, что благочестивый Иисус мог совершить нечестивый поступок, который описывается словом «брак».
Католическая церковь знает, что люди считают брак непристойным, греховным, порочным. Она мудро освобождает своих священников от такого «удовольствия». Пришёл бы кающийся грешник к исповеди, если бы знал, что его исповедник только что встал со своего супружеского ложа? Разумеется, мы видим своими глазами, в каком ужасном положении оказываются наши государственные деятели и философы, когда они вступают в брак. Если кто-то наблюдает за их браком, то они испытывают к этому наблюдателю презрение и отвращение. Легкомысленность порождает грубое веселье. Даже внешние органы воспроизводства скрываются со стыдом.
Если сексуальные отношения не так ужасны, почему так высоко ценится девственность, почему заявляется, что невинность выше опыта? Конечно, опытную женщину, благословлённую божьим таинством брака, хвалят больше, чем девственницу. Но не найдётся ни одного мужчины, даже среди женатых, который поставит замужнюю женщину выше, чем невежественную, неопытную девушку.
Допустим, брак был предписан богом как священное состояние и предписан задолго до рождества. Как тогда духовенство может объяснить, почему всемогущий не породил своего сына в соответствии со своим собственным священным институтом? Вместо этого он выбрал в матери своего единственного сына замужнюю женщину – юную девушку пятнадцати лет, у которой ещё не было половых сношений с мужем. Это была девственница, и поэтому она духовно превосходила тех, кто был опытен в брачных делах. Он не покушался на её порядочность, но заставил её родить сына, «рождённого, а не сотворённого»[101]. Снова духовенство вступит в долгий теологический спор и без сомнений, к своему удовлетворению объяснит, почему бог, решив достичь цели, для которой существует брак, не вступил в брак в соответствии со своими же естественными законами. Ага! Не звучит ли в ушах каждого человека шёпот, что совокупление бесстыдно? Ведь бог мог на своём примере проявить веру в святость брака.
Если всё это не доказательство того, что сексуальная любовь греховна, можно привести бесконечные свидетельства «за». И ни один довод «против» не сможет кого-либо убедить, поскольку все в душе чувствуют, что спаривание отвратительно по сути своей.
Если наши священнослужители честно признают, что сооружение брака было воздвигнуто ими самими, а не богом, и что они вложили в уста Иеговы слова, которые он не произносил, они могут быть свободны».
Однажды я рассказал Бирсу о том, что случилось, когда я изучал право. Как-то один шутник прервал преподавателя семейного права, почтенного пожилого юриста и спросил, чем прелюбодеяние отличается от адюльтера. Пожилой правовед ответил: «Ну, по закону, молодой человек, есть огромная разница. Но на практике, сэр, я неспособен её найти».
«Это напоминает мне, – сказал Бирс, – хотя не знаю точно почему, что те, кто считает брак почётным для всех людей, выражают так своё отвращение к похоти. Они непоследовательны. Я редко заглядываю в словари. Но давайте посмотрим, как словарь определяет слово «похоть». Наверное, он содержит значение, обычно используемое простолюдинами. «Похоть. 1. Страстное, жадное чувство или желание. 2. Неумеренное желание плотского удовольствия». Есть что-то бесчестное в таких эмоциях? Нет, ведь брак почётен! Но «похоть» приобрела ещё одно значение, которое дали ему евреи и христиане. Никто из них не скажет, что в этом значении есть что-то ужасное, невыразимое, жуткое, то, в чём порядочный мужчина не может быть виноват, а добродетельная женщина даже думать об этом не станет. Любовь, говорят они, это что-то совсем другое, священное, в ней нет места похоти.
