Жизнь Александра Флеминга - [101]

Его выбор профессии, больницы, специализация в области бактериологии; его встреча с Алмротом Райтом; характер работы, которую он вел у него; неожиданное действие слезы; случайно занесенная спора, – нет, все это не может объясняться одной удачей. На каждом повороте его жизненного пути провидение указывало ему правильное направление».

Рядом с монументальными могилами Нельсона и Веллингтона находится скромная плита, на которой начертаны инициалы А. Ф. – здесь покоится прах Флеминга. На соседней стене прикреплена плита из греческого мрамора и на ней – чертополох, эмблема Шотландии, и лилия, эмблема Сент-Мэри. Этот памятник говорит о трех самых глубоких привязанностях Флеминга.

Когда гроб спускали из нефа в склеп, его жене почудилось, что Алек лукаво, по-мальчишески взглянул на все это и прошептал: «Вы только подумайте! Меня хоронят в склепе вместе с Нельсоном!»

Скоропостижной смертью Флеминга были потрясены не только Англия и Шотландия. Все страны мира прислали официальные соболезнования. Поток взволнованных писем от частных лиц свидетельствовал о народном горе. В Барселоне цветочницы высыпали все цветы из своих корзин у мемориальной доски, прибитой в память посещения Флемингом города. Две девочки из Болоньи прислали цветы, купленные на деньги, которые они собирали весь год на подарок ко дню рождения своего отца. В городах именем Флеминга называли улицы и площади. В университетах собирали деньги, чтобы воздвигнуть ему памятники. В Греции были вывешены траурные флаги. Двое путешественников, которые ездили по Греции на автомобиле, с удивлением увидели, что в каждом городе, каждой деревне, по которым они проезжали, флаги приспущены. Неподалеку от Дельф они спросили старого пастуха:

– По ком объявлен траур?

– Как? – удивился старик. – Вы разве не знаете, что Флеминг умер?

В редакционной статье «British Medical Journal», вышедшей сразу же после смерти Флеминга, было сказано:

«Так недавно и стремительно был сделан ряд открытий, что, наверное, мы не можем полностью оценить переворот в медицине, который вызвало и продолжает вызывать открытие Александра Флеминга. О медицинском прогрессе мир, естественно, судит по успехам в лечении болезней. Уже с одной этой точки зрения Александр Флеминг имеет право на бессмертную славу. И вслед за ним слава принадлежит сэру Говарду Флори и доктору Эрнесту Чэйну, которые через десять лет после открытия Флеминга нашли способ выделить пенициллин и претворить в жизнь надежды, которые на него возлагал Флеминг еще в 1929 году. Флеминг обладал наблюдательностью истинного естествоиспытателя и научным воображением, помогавшим ему сделать выводы – на основании наблюдаемых явлений, – наблюдательностью и воображением, которые могут быть только у человека, предрасположенного к научной работе. Открытие, о котором рассказал Флеминг в своем сообщении, – это веха в истории медицины. „Пенициллин“, который он открыл и окрестил, ближе любого другого медикамента к идеалу Эрлиха: therapia sterilisans magna»47.

С открытием пенициллина началась новая эра в лечении больных. Современным врачам трудно понять, насколько бессильны были их предшественники в борьбе с некоторыми инфекциями. Им незнакомо отчаяние, овладевавшее докторами, когда они сталкивались с болезнями, смертельными в те времена, а теперь излечимыми. Некоторые из этих заболеваний даже перестали существовать. Пенициллин и все антибиотики, открытые после него, дают возможность хирургу производить такие операции, на которые раньше никто бы не решился. Средняя продолжительность жизни человека настолько возросла, что изменилась вся общественная структура. Только Эйнштейн – но в другой области – и еще Пастер оказали такое же, как Флеминг, влияние на современную историю человечества. Государственные деятели трудятся изо дня в день над устройством мира, но лишь люди науки своими открытиями создают условия для их деятельности.

Почему этого скромного и молчаливого исследователя судьба наградила такой большой удачей? Потому что он терпеливо готовился принять истину в тот день, когда она обнаружит себя. «В науке самое простое – найденное вчера и самое сложное то, что будет найдено завтра», – говорил Биот48. Наблюдения Флеминга могли быть сделаны многими, но никто другой их не сделал, – потому что ему особенно было присуще чувство соразмерности.

Цветок, который рос как-то не совсем обычно, в его глазах был таким же волнующим явлением, как любое другое, более ярко выраженное. Работа муравьев над созданием себе жилища казалась ему каким-то чудом, и он внимательно следил за ней. Все в природе вызывало у него живейший интерес еще с самого детства, проведенного среди шотландских ландов. Если бы он учился в public school49, он был бы, возможно, менее застенчив. Он умел бы красочнее излагать свои идеи и описывать свои достижения и производил бы на окружающих более сильное впечатление. Но сохранил ли бы он свою удивительную свежесть восприятия?

Что дают человеку глубокого ума красноречие, апломб, внешний блеск? Эти качества могут быть ему очень полезны для достижения личного счастья, для материального успеха, для завоевания престижа. Но разве от них зависит важность достигнутых ученым реальных результатов. Перед нами два человека: «Райт и Флеминг. Оба были в равной степени преданы науке. Но Флемингу чуждо было ораторское искусство, он не умел поражать слушателей, что так великолепно удавалось Райту. Многие не любили Райта, но даже враги, сталкиваясь с этой яркой индивидуальностью, признавали, что в нем немало величия. Каждый знал, что, оспаривая ценность трудов Ранта, надо быть готовым выдержать натиск блестящих и саркастических аргументов. Куда как более соблазнительно верить в свое превосходство над этим маленьким мужественным и сдержанным человеком, который ничего не сделает, чтобы рассеять ваше заблуждение! Можно без всякой для себя опасности подвергать сомнению его работу, ведь он никогда не нарушит своего упорного молчания по столь незначительному, с его точки зрения, поводу.