Жизель до и после смерти - [31]

, но могу лишь сказать, что ее новый избранник — родственник первого и твой тезка. И вот в августе прошлого года, на последнем спектакле перед войной, когда тревога уже охватила всех, и зал в присутствии Государя пел с воодушевлением гимн, меня поразили два лица, которые стоят у меня до сих пор перед глазами. Одно лицо — озабоченное лицо Государя, растерянное и страдающее от обрушившегося на весь народ несчастья, и второе лицо — это лицо женщины, смотревшей на него с такой нежной сострадательностью, с такой любовью, что мне стало больно в сердце. Она шептала молитву, и я знала, за кого она просит у Бога. Больше пятнадцати лет прошло, но если не любовь, то памятьлюбви жива была в ее сердце. Я не любопытна и тем более не люблю копаться в чужих тайнах, поэтому не стану задаваться вопросом, а помнит ли онтак же об их любви, но мне хочется думать, что помнит! Я вспомнила об этих наблюдениях в связи с нашей поездкой в Ревель и с моим замечанием, что она (поездка) была веселой. Я поняла, что женщины умеют скрывать истинные чувства за веселостью, глядя на Матильду Феликсовну, которая проводила на фронт отца своего ребенка и все-таки задавала тон всей поездке и оживленному ужину. Хочу еще тебе сообщить, что мы время от времени видимся с твоей тетей Екатериной Федоровной, она наверняка пишет тебе сама и ты знаешь, что Аня хотела уйти на фронт милосердной сестрой, но ее отговорили, так как ее труппа должна была ехать со спектаклями в прифронтовой район, где их очень ждали. Если бы мне явилась такая возможность, с какой радостью я поехала бы, в надежде увидеться с тобой! До свидания, мой дорогой, я целую тебя через все расстояния, что нас разъединяют!»

«Лидочка, дорогая, твои письма — единственное, что связывает меня с нормальной жизнью, той, старой, где я сам был еще молод, полон надежд и любви к маленькой и нежной девушке, любившей примерять шляпы, и чьи глаза, как золотистый бархат, так же нежны и теплы. Сейчас от того молодого человека осталась только любовь к тебе. Эта война еще покажет, что можно сделать с людьми, бросив их в бурлящий котел. Что произойдет тогда с их душами? Одному Господу известно это. Но поэтому мы не будем об этом говорить. Я обещал рассказать тебе о том, что мне известно о Жизели, вернее, о вилисах. Ты помнишь, в пансионе в Берлине (я написал про пансион и рука задрожала при воспоминаниях о самом счастливом дне моей жизни), так вот, в пансионе жил старичок, не пропускавший ни одного спектакля в Опере. Однажды мы разговорились с ним, речь зашла о «Травиате» Верди, и он сказал мне любопытную вещь. Как странно, сказал он мне, что композитор, который купался в новых мелодиях и мог сочинять их, не повторяясь, сколь угодно много, самую знаменитую арию «Травиаты» почерпнул из чужого балета. Он напел мне арию и потом — музыкальный отрывок, который оказался мелодией из второго акта «Жизели» Адана. Я удивился, как они, действительно, похожи, если по-другому расставить акценты, и спросил, почему это может быть. Тут он мне рассказал свою версию, которую выдвинул после долгого изучения всех обстоятельств. Балет был написан Аданом в сорок первом году прошлого века. Либретто же было создано Теофилем Готье, который вместе с братьями Гонкур увлекался в то время исследованиями в области человеческих чувств, то есть любви. Гонкуры развили это в своих статьях и книгах, а Готье написал маленький балетный сценарий, но вместил в него в виде легенды их размышления о любви. Легенду о вилисах рассказал им Генрих Гейне. Эти девушки, оказывается, не были все обмануты и брошены мужчинами, они сами выбирали свою дорогу в жизни, предпочитая смерть подчинению мужчине. Это были натуры, чья душа жаждала не домашних и материнских утех, а творчества, красоты, танца и поэзии. Пока они были свободны, они могли этим наслаждаться, но если они вдруг испытывали любовь к мужчине, тем самым они отдавали себя в подчинение возлюбленному и, чаще всего горько потом раскаивались, теряя свободу в оковах быта и эгоистических требований мужской быстротечной любви. Им словно подрезали крылья, крылья их души. Сильные духом могли сопротивляться, особенно, если будущее супружество не обещало любви, смерть могла быть последним выходом, бегством от смерти духовной. Ты понимаешь, конечно, что легенда эта возникла более ста лет назад. Теперь представь девушку, которая, имея нежную и поэтическую душу, полюбила по-настоящему, принесла свою душу в дар возлюбленному и вдруг обнаружила, что она ему не нужна. Может ли ненужность величайшей жертвы свести с ума? Но и Готье и всех его единомышленников интересовало еще и то, что ее любовь не умерла вместе с телом, а осталась жить в бесплотном духе, составляя его сущность. Бессмертная любовь в бессмертной душе. Когда я спросил моего собеседника, какое отношение это может иметь к истории дамы с камелиями, он предположил, что Верди, возможно, знакомый с теориями Готье, через пятнадцать лет развил простенькую историю о любви и смерти куртизанки. Она жила, пока сердце ее было свободно, но вот она полюбила, и любовь приносит ей гибель в жертвенном самоуничтожении во имя благополучия возлюбленного. Реалистическая история не позволяет увидеть, как она становится после смерти его ангелом-хранителем, но это, должно быть, так. Моим самым большим желанием было бы умереть с тобой в один день, не принеся друг другу страданий от вечной разлуки, но если Господь решит по другому, я верю, что и разделенные смертью, наши души будут вместе. Это размышление о смерти — совершенно отвлеченное, с твоей любовью я буду жить еще долго-долго, может быть — вечно!»