Живых смертниц не бывает: Чеченская киншка - [2]

— А как выглядел второй?

— Худощавый, повыше этого Игоря. Одеты оба были прилично — в рубашках, брючках. У второго вроде были усы, точно не помню. Мне в суде давали фотографии на опознание, но я не смог их опознать. Не помню.

— Когда произошел теракт в Тушине, вы были уже в Москве?

— Нет, я в Лазаревском был, возле Сочи, там телевизор только местную программу ловил. Про Тушино я узнал, уже когда в Москву приехал в середине июля.

— Во всех газетах были фотографии погибшей в Тушине террористки Зулихан Элихаджиевой. Это не та женщина, которую вы видели в начале июня?

— Не видел я этих фотографий. Не интересовался.

— Когда вы узнали, что в вашем доме жили террористы?

— В конце июля примерно. Сначала ко мне в московскую квартиру пришла мать и сказала, что у нас в доме нашли бомбу. Минут через пять эфэсбэшники пришли.

— Когда вы узнали, что невольно предоставили крышу террористам, что вы почувствовали?

— Совесть помучила дней десять, потом свои заботы навалились.

— Какие-нибудь следы от ваших квартирантов остались? Может, вещи какие?

— Единственное, что там осталось, — стенка закоптилась. У нас в доме один дымоход. Тетя Оля у себя печку затопила, а террористы не знали, что надо задвижку открыть, закоптили нам стенку.

— То есть и угореть могли?

— Да нет, они увидели, что коптит, и к тетке сходили. И еще яма во дворе, где они бочку со взрывчаткой хранили. Такую пластиковую бадейку литров на десять. Эфэсбэшники ее выкопали, а яма так и осталась. А больше после них ничего не осталось — ни следов, ни вещей.

— А может, пропало что?

— Да нет. Я смотрел, вроде нормально все.

— А яму во дворе чего не зароете?

— А зачем? Может, я еще в наш дом туристов буду водить.

— То есть вы намерены на этом сделать какой-нибудь бизнес?

— Да уж и не знаю. Хотелось попробовать. Сдавать дом, в котором жили террористы. Но уже не за 400 долларов, подороже, конечно.

— Мемориальную доску повесить? Муляж пояса шахида в комнату положить?

— Не знаю… Желающие пожить в таком доме, наверное, нашлись бы. Мало ли экстремалов. Тем более в газетах писали, что на участке моем еще что-то осталось. Хотя что там могло остаться? Три раза с миноискателями прошли.

— Сейчас дом пустует, вы живете в Москве, вы будете его сдавать опять?

— Скорее всего да. На лето. На зиму-то кому он нужен? А летом люди поедут за город отдыхать. Сдам. Но теперь я, конечно, буду внимательней. Мне эфэсбэшник говорил, если что, звони, мы твоих клиентов пробьем. Чтоб нормальные были.

— Кем вы работаете?

— Временно не работаю.

— А живете на что?

— На автоматах играю. Чаще выигрываю, чем проигрываю.

На следующий вечер, то есть 4 июля, Игорь привез к нам в Толстопальцево еще двух женщин — Зулихан и Марем. Марем лет за тридцать, очень замкнутая. Все, что я о ней знаю со слов Зулихан, — она была женой боевика, жила вместе с мужем в горах на базе. Забеременела. По приказу эмира группы Марем сделала аборт, а ее муж не мог возразить эмиру. Потом ее муж погиб. Так Марем осталась и без ребенка, и без мужа и теперь была готова стать смертницей. Зулихан тоже приехала подорвать себя. Меня поразила ее беспечность. Всю ночь щебетала, рассказала мне всю свою жизнь. Она из Курчалоя. Встречалась со своим родственником Магомедом — также боевиком. Они и смылись вдвоем. За это родители ее прокляли. И, как я поняла, сам Магомед и склонил ее к тому, чтобы стать смертницей. У мужчин-ваххабитов это считается большим достижением. О том, что нам предстоит, мы с Зулихан не говорили. Я так поняла, что ей было очень важно, чтобы все о ней узнали. Утром оказалось, что Зулихан и Марем уже сегодня, то есть 5 июля, должны идти на теракт. Андрей надел им пояса. Игорь приказал сдать паспорта. Марем паспорт отдала, а Зулихан стала кричать, что или она пойдет с паспортом, или вообще никуда не пойдет. Она была дерзкая. Сказала, что паспорт ей нужен для того, чтобы ее фамилию после теракта назвали по телевизору, чтобы родственники узнали, до чего они ее довели…

Данилхана Элихаджиева (он же Магомед, он же Афган, он же Жага) даже курчалоевские бандиты считали невоспитанным человеком. Он способен обидеть старшего. Первое упоминание о Данилхане относится к весне 2001 года, когда ему было всего семнадцать лет. Данилхан стоял посреди грязного, слякотного Курчалоя в начищенных до блеска туфлях. Как всякий уважающий себя кавказец, он был зациклен на обуви. Мимо на джипе проезжал начальник районной милиции. Данилхан стоял возле лужи, милицейский джип обрызгал его ботинки. Данилхан догнал машину, остановил ее, вытащил оттуда начальника милиции и несколько раз ударил его на глазах троих милиционеров.

У Данилхана и Зулихан общий отец — Сулейман Элихаджиев. Двадцать лет назад он бросил свою первую жену и сына Данилхана. Женился на другой, которая родила ему дочь Зулихан. И вот Зулихан влюбилась в Данилхана.

Любовь Зулихан пришлась Данилхану кстати. С ее помощью он решил построить свою бандитскую карьеру. У Данилхана был пример — Рустам Ганиев из Ассиновки. Ганиев, он же Курейш, стал доверенным лицом самого Басаева, когда уговорил идти в “Норд-Ост” двух своих сестер Айшат и Хадижат. Данилхан переспал с Зулихан, объяснив ей, что по законам настоящего ислама, который проповедовал пророк Ваххаб, это не грех. Потом растрепал об этом по всему Курчалою. Зулихан убежала из дому. А потом сообщники Данилхана объяснили Зулихан, что единственный способ попасть в рай и когда-нибудь встретиться там с любимым — это стать “шахидом на пути Аллаха”, то есть подорвать себя в людном месте. Зулихан поверила. Перед смертью она вела дневник и написала письмо-завещание своему любимому.