Живые примеры - [10]
— Извините, пожалуйста, — обратился он к усевшейся уже за столом первой телеграфистке, — извините, что я вас потревожил в такую ночь, но мне непременно надо послать спешную телеграмму на родину… Я думал, что поспею к Светлому Христову дню домой, шел день и ночь, почти без отдыха, но все же не поспел. Так пусть хоть семья моя знает, что я в дороге…
— У вас телеграмма написана? — вежливо спросила телеграфистка.
— Нет, барышня, не написана… Да, по правде сказать, я и писать-то разучился в эти 15 лет, которые я провел на чужбине…
— Пятнадцать лет! — воскликнула телеграфистка. — Да, это время большое!.. Вы, верно, далеко были отсюда?..
— Далеко, очень далеко занесла меня судьба, или, вернее, занесла меня моя собственная глупость, — грустно ответил незнакомец. — Видите ли, я жаждал богатства, золота: бросил жену, дитя и отправился за океан искать счастья… Я думал, что вернусь богачом, миллионером, а между тем возвращаюсь нищим…
И, закрыв лицо руками, незнакомец с глухим рыданием опустился на стул.
— Да, барышня, тяжелая моя судьба… Пятнадцать лет работал я, как каторжник, пятнадцать лет не видел праздника и накопил за все это время столько лишь денег, чтобы пешком добраться до дому!.. Да что тут много говорить: слава Богу, что все ж таки добрался до родины, что не умер на чужбине, не исповедавшись, не причастившись, как подобает всякому христианину… Но я напрасно только отнимаю у вас время, — прибавил он, — простите, ради Бога: когда человек пятнадцать лет не имел случая объясниться на родном своем языке, он с радостью готов зараз высказать кому-нибудь все свое горе… Так вот, барышня, позвольте уж вас просить составить телеграмму за меня.
— Что же вы желаете сообщить?
— Вот что, — и дрожащим от волнения голосом незнакомец начал диктовать: «Христос воскресе, дорогая жена и дорогая моя дочка. Отец ваш жив, возвращается домой, но не поспел к Светлому Христову дню и будет у вас через неделю. Помолитесь Богу…»
— Кому же адресовать телеграмму?
— Анне Петровне Гульяновой, в село Ошуровка…
— Гульяновой? — воскликнула взволнованным голосом телеграфистка, — так, значит, вы Иван Никифорович Гульянов, тот Гульянов, который пятнадцать лет назад исчез неизвестно куда?
— Точно так! Да вы неужели меня знаете?..
— Мне вас не знать! — сквозь слезы воскликнула телеграфистка. — Да посмотри же на меня, отец, ведь я Катя Гульянова… Я твоя дочка… твоя Катя…
— Катя? — крикнул незнакомец, — моя Катя? Моя маленькая, дорогая Катя?.. Да неужели же это ты?.. Да, да… Я вижу: и глаза-то матери, и нос, и волоса, — да, это ты, моя дочь, моя дорогая, моя ненаглядная дочь!..
И старик дрожащими руками схватил молодую девушку в свои объятия.
Несколько минут слышны были всхлипывания молодой девушки и ее взволнованного отца…
— А где же мать? Каким образом ты здесь? Как это ты сделалась телеграфисткой?..
— Мать умерла…
— Умерла?
— Она все ждала тебя, отец… На смертном ложе она благословила тебя и приказала мне любить тебя…
— Бедная, бедная моя Анна!
Он хотел еще что-то сказать, но слезы душили его; обернувшись к стене, несчастный разразился громким плачем…
В маленькой комнатке в четвертом этаже, в одной из отдаленных улиц, был приготовлен скромный пасхальный стол. Кулич, пасха, несколько яиц, кое-что из закуски — вот и все разговенье, заготовленное на праздник молодою телеграфисткою, которая занимала эту комнату.
Уже рассветало, когда телеграфистка вернулась домой разговляться.
На этот раз, — первый раз после многих-многих лет — она разговлялась не одна: с ней был старик-отец, пятнадцать лет назад уехавший в Бразилию и с тех пор не дававший о себе никаких известий…
Много пережила за это время молодая девушка.
После отъезда отца, она вместе с матерью переселилась в город, где мать принялась уроками музыки содержать себя и дочь…
Трудно было зажиточной раньше женщине привыкнуть к новой, неприглядной жизни, к усиленному труду, но чего бы она не сделала ради любимой дочери? Года, между тем, проходили за годами: Катя, успешно окончив гимназию, выдержала экзамен в телеграфистки. Началась новая жизнь; по настоянию дочери, мать бросила уроки и обе они жили на скромное жалованье, которое получала телеграфистка. И жилось им, несмотря на скудные средства, хорошо. Но вскоре Бог отозвал к себе старушку-мать. Дочь-телеграфистка осталась одна-одинешенька на Божьем свете.
С сегодняшнего дня — ее одиночество окончено: она неожиданно встретилась с отцом и они больше не расстанутся…
— Христос воскресе! — произнесла молодая телеграфистка, подходя к отцу.
— Воистину воскресе! — торжественно, поднимая к небу глаза, ответил старик…
Гудят колокола… По улицам снуют толпы веселого народа: все рады, все веселы, но никто не подозревает, что счастье их ничто в сравнении с тем чувством, которое переживают теперь, там на верху, в четвертом этаже, молодая телеграфистка и ее старик-отец…
ВАСЯ-БУЛОЧНИК
— Кабы не бедность наша горемычная, не отпустила бы я тебя к чужим людям, милого моего, ненаглядного! — приговаривала она, укладывая в узелок Васины вещи.
