Живые, пойте о нас! - [67]

— Когда мы уходили в десант, — вспоминает Титунин, — мы все были приписаны к одному большому кораблю, Балтийскому флоту. Мы получили оружие, гранаты. Вместе со мною шли в бой Василий Костин из Смоленска и Матвей или Михаил Добровольский из Москвы. Они были, как и я, комсомольцы, краснофлотцы.

Потом я не раз вспоминал их.

13 ночь на пятое октября, когда нас посадили на катера, командир роты техник-интендант третьего ранга Ястребов, бывший мой командир по Школе оружия, сказал: «Высаживаться будем в Новом Петергофе, в районе пляжа. Задача — соединиться с войсками Восьмой армии».

Катера шли кильватерной колонной, при подходе к Петергофу развернулись. У берега нас начали сильно обстреливать.

Как только катер коснулся дна, мы начали высадку.

На берегу много убитых и раненых. Весь берег в воронках от снарядов. Впереди, метрах в пятидесяти, в несколько рядов протянута колючая проволока. Нас обстреливали со стороны дворца. Бушлаты были мокрые, стесняли движение, мы их сбросили.

Мы залегли за бугром и открыли ответный огонь.

Сперва огонь немцев был таким сильным, что продвинуться вперед казалось почти невозможно. По цепи передали, что убит Ворожилов. Мне удалось доползти до разрушенного здания. Отсюда был ясно виден дворец. Невдалеке от здания за бугром я увидел повешенного человека. Разглядел, что на проволоке или на проводах висела девушка, с темными косами, почти нагая. Лицо молодое, грудь обезображена.

Я страшно выругался, как не ругался никогда.

Ведя огонь, мы продвигались вперед, некоторые ребята стали уже подниматься к дворцу. У меня кончились патроны, я подобрал немецкий автомат. Стрелял расчетливо, стараясь попасть в переползавших немцев. Наверху показались танки. Они стреляли по парку.

Ночь прошла в перестрелке. На другое утро на нас спустили овчарок. Одна кинулась на Костина. Я ее пристрелил.

Потом я увидел подползавших к нам гитлеровцев, офицера и рядового. Я выстрелил в них в упор. Солдата убил, а офицера — точно не знаю.

В этот миг мы все — Добровольский, Костин и я — были ранены осколками одного снаряда. Добровольский — легко, в грудь, Костин — в плечо, мне отбило кисть левой руки.

В это время фашистское радио загорланило: «Черные демоны, сдавайтесь!» Костин сказал им в ответ такое, что погромче радио было!

Хотелось пить. Рядом была канава, но вода в ней потемнела от крови. В это время ко мне подполз Добровольский. Мы уже несколько часов вели бой…

Далее Титунин рассказывает, как, истекая кровью, они стали пробираться к берегу. Поддерживая друг друга, добрели до стоявшего невдалеке катера. Катер был подбит, моторист никак не мог его завести. Наконец мотор завелся, раненые помогли откачать воду. Фашисты заметили моряков, стали обстреливать, два снаряда разорвались почти что рядом. Костина убило сразу. Добровольский скончался от ран перед Кронштадтом.

В катере лежало много касок. Десантники при высадке их не надевали, шли в бой в бескозырках.

Теперь каской Титунин вычерпывал воду.

Он ослабел от большой потери крови, но работал из последних сил. «За жизнь держался», — говорил он нам.

В Кронштадте Титунин был доставлен в госпиталь. Руку пришлось ампутировать выше локтя.

Моряку спасла жизнь кровь доноров — славных ленинградских женщин.

Все эти годы хранил он письмо, прибывшее в свердловский госпиталь, куда молодой моряк был эвакуирован из Ленинграда.

«Милый мальчик, — говорилось в письме. — Очень рады, что ты выздоравливаешь и чувствуешь себя хорошо. Все, за что ты благодаришь, является нашей священной обязанностью, долгом спасти жизнь наших защитников — воинов.

Да, мальчик, были у тебя трудные минуты, когда жизнь могла покинуть тебя. Но медицинская паука дала нам средство спасения жизни — переливание крови. Вам, Гавриил Гавриилович, дважды перелила кровь врач Васильева от ленинградских доноров Лабининой и Купчинской (взята кровь у них 18/IХ 41 г.). При первом переливании крови нам не удалось установить фамилии донора, знаем только, что это кровь кронштадтца.

Мы Вас запомнили и вспоминаем Вас. Ваше имя трудное, и мы называем Вас просто мальчик.

Не обижайтесь за нашу товарищескую фамильярность. Желаем здоровья и счастья.

По поручению начальника 2-го хирургического отделения т. Обухова

врачи Васильева и Камышанец».

Гавриил Гавриилович рассказывал, как искал он доноров, отдавших ему свою кровь, как решил попытаться найти близких Добровольского.

Сперва он запросил в Московском адресном бюро адреса всех Добровольских, у которых по возрасту могли быть в сорок первом ушедшие на войну сыновья. Бюро нашло такие адреса. А потом Титунин начал их по порядку обходить. «Я помню, как он умер. И я должен рассказать об этом родным».

«У вас был сын на фронте? Жив?» Многие отвечали: «Погиб». Но только не в Петергофе. Под Москвой, под Ельней, в Новороссийске. При взятии Кенигсберга, во время освобождения Варшавы…

Так семьи своего фронтового друга Титунин и не нашел,

Отцы и сыновья

Пути отважных сходятся! Учебный отряд Кронштадта, в котором формировался десант, был родным и для другого славного балтийца — Героя Советского Союза Евгения Никонова. Никонов погиб в 1941 году в дни обороны Таллина. Тяжело раненный, под пытками он не выдал военной тайны и был заживо сожжен фашистами.