Живые и мертвые - [28]

Между ними не было ни одной открытой ссоры – до этого с Инкой никогда не доходило, – но квинтэссенцией разговора было невысказанное «она или я», что Боденштайна в равной степени разочаровывало и приносило облегчение, потому что Инка тем самым отбирала у него решение. Может быть, с его стороны это было трусостью, эгоизмом, а может быть, ему просто было удобно, но в глубине души он также сознавал, что и у него нет больше ни желания, ни сил на многие годы идти на компромиссы и воспитывать третьего ребенка.

Козима тогда застала его врасплох своей поздней беременностью и фактически поставила перед свершившимся фактом. Это было началом конца. Ребенка Козиме было недостаточно, чтобы удовлетворить свое стремление вновь почувствовать себя молодой. Она закрутила любовную интрижку, не считаясь с семьей. И все разрушила. Не только брак, но и возможность для их маленькой дочки расти вместе с отцом и матерью. Почему, спрашивал себя то и дело Боденштайн, он должен расхлебывать всю эту кашу, которую заварила Козима в своем безграничном эгоизме? Отношения с русским авантюристом уже давно закончились. Мужчина искал темпераментную возлюбленную, а не изможденную мать с маленьким ребенком.

При покупке дома в Руппертсхайне Боденштайн подумал и о Софии, а также о том, что он время от времени вне всякой очереди может брать ее к себе, если возникнет сложная ситуация, но в то же время он не был готов подчинить ребенку всю свою жизнь и уж тем более поставить на карту свои отношения с Инкой.

Он только что съел тарелку супа и сидел за столом, когда зазвонил мобильный телефон. Это была Пия, и ее голос был напряженным.

– Мы едем в Майн-Таунус-Центр, – сказала она. – Там только что стреляли, и теперь там просто хаос. Мы еще не знаем, есть ли убитые или раненые.

При этих словах Боденштайна пронизал страх, и он ощутил, как внутри у него стала зарождаться паника. Часа полтора назад Розали уехала в торговый центр, чтобы перед отъездом в Нью-Йорк сделать пару последних покупок.

– Я приеду, как только пристрою малышку, – сказал он коротко и встал. – Держи меня в курсе!

Потом он дрожащими пальцами набрал номер Розали. Вызов сработал, но она не отвечала. Он попытался размышлять трезво. В такой день, как сегодня, тысячи людей посещают торговый центр. Почему именно с ней должно было что-то случиться? Но разве не все думают так и надеются, если случается какое-нибудь несчастье? Кто-то ведь становится жертвой, а все остальные, кого судьба пощадила, радуются, что это произошло не с ними.

Боденштайн позвонил Инке, и та сразу ответила.

– Мне, к сожалению, нужно срочно уехать по работе, – сказал он. – Можно я приведу к тебе Софию?

– Я еще у пациента, – ответила Инка, чуть замявшись. – Привези ее в клинику. Фрау Вагнер присмотрит за ней, пока я не вернусь.

– Я не знаю, когда смогу ее забрать. – Боденштайн выключил плиту. – В Майн-Таунус-Центре стреляли, беспокоюсь за Розали. Она хотела поехать в Центр, и я не могу ей дозвониться.

– Там сейчас наверняка суматоха, – предположила Инка, – и она не слышит звонка. Не волнуйся. Ничего страшного, если это будет поздно.

Это было именно то, что он ценил в Инке. Точно так же как и он, она подходила к любой возникшей проблеме трезво и решительно. Она была совершенно другой по сравнению с Козимой, которая сначала всегда представляла себе, насколько тяжело, сложно и неприятно будет то, что он предлагал.

– Ну, где суп? – София появилась на кухне. Расчетливое выражение, которое прочел в ее глазах Боденштайн, ему очень не нравилось.

– Я сожалею, – он покачал головой. – Варить суп уже нет времени. Мне надо ехать. Пожалуйста, собирайся поскорее. Я отвезу тебя к Инке.

– Но я…

– Разговор окончен, – перебил он ее. – Надевай куртку и ботинки. Быстро.

София растерянно смотрела на него.

– Но я хочу есть!

– Мне жаль. – Он надел пальто и шарф и протянул ей пуховик. – Давай же.

– Нет. – Девочка скрестила руки и демонстративно уселась на пол. Боденштайн почувствовал, как сдают его нервы.

– София, довольно, – сказал он строго. – Мне надо на работу, и у меня нет времени вести сейчас с тобой дискуссию. Если ты через три минуты не оденешься и не отправишься к машине, я на самом деле рассержусь.

– И что тогда будет? – спросила она, точно копируя интонацию своей матери.

– Никаких рождественских подарков. Никаких фильмов. И я говорю это совершенно серьезно.

– Ты противный! – закричала София, и слезы брызнули у нее из глаз. – Я тебя ненавижу!

* * *

В Майн-Таунус-Центре царил хаос. Не все слышали выстрелы в верхней части торговых рядов, но слухи о произошедшем покушении, о погибших и пострадавших быстро распространялись. Перепуганные люди в поисках укрытия вбегали в уже переполненные магазины или пытались покинуть пассаж, но им преграждали путь боевые подразделения полиции, которые сразу после экстренного вызова полностью перекрыли торговый центр.

Пия и Катрин, облаченные в бронежилеты, вместе с полицейской ротой военизированных частей полиции шли по опустевшему пассажу. Никто не знал точно, где находился снайпер, был ли он еще здесь или ему давно удалось скрыться. Лучше оставаться в укрытии. Пол был усеян пакетами с покупками и предметами одежды, которые люди во всеобщей панике побросали или они просто выпали из рук. Многочисленные специализированные отряды быстрого реагирования из Франкфурта прочесывали торговый центр в поисках снайпера и его жертвы. Каждый считал, что он следует за снайпером по пятам, но Пия чувствовала, что здесь что-то не так. Было странно, что убийца действовал в переполненном торговом центре. Такие, как он, изначально обдумывают пути отхода. Здесь риск быть застигнутым во время совершения убийства был довольно высок. К тому же при достаточно высокой вероятности массовой паники ему вряд ли удалось бы мгновенно скрыться. С другой стороны, суматоха могла стать для него прикрытием, так как можно было просто смешаться с толпой. Против этого аргумента, в свою очередь, говорило то, что он должен был вынести оружие.