Живун - [130]

Медведев рассказал ему о поведении Омры. Решили в праздник не тревожить Няруя, а поговорить с ним в понедельник, вызвав его в контору колхоза.

…Маленькая, затерявшаяся в тундре фактория в день выборов выглядела празднично и ликующе, как любой населенный пункт республики. Няруй с женой проголосовали в числе первых. Потом они пошли в школу, где демонстрировали кинокартину. Омра просмотрел несколько частей и, жалуясь на головную боль, ушел из класса, хотя жена и не отпускала. Придя в чум и не снимая нарядной малицы с премиальной сорочкой, он лег на оленью шкуру, положив голову на аккуратно свернутый мягкий меховой совок.

«Вот и праздник, — размышлял он. — Все веселятся, у каждого на сердце радость. Вон кто-то, слышно, с гармошкой идет. А я лежу, как медведь в берлоге, только лапу не сосу. И все из-за-одного песца. Попался бы перед пургой хоть один песец — голубого песца не сдал бы раньше срока, завет стариков не нарушил, на сердце было бы спокойно. Веселился бы сейчас, как все. Спирту можно было немного выпить. Ох, и давно я спирту в рот не брал. Думал, в праздник выпью, а получилось шибко плохо. С горя кто же пьет? Теперь шкурка голубого песца у Поньки. Наверно, на самое видное место повесил. А что, если у Поньки попросить шкурку обратно? Бумажку могу возвратить, я по бумажке за голубого песца еще ничего не получал. Скажу Поньке: „Дай, Понька, голубого песца обратно. Вот тебе бумажка. Поверь Нярую Омре, он тебя не подведет. День и ночь буду в тундре пропадать, а лишнюю шкурку в счет старого обязательства добуду“. Понька умный, хороший человек. Разве попавшему в беду он не посочувствует? И как я сразу не додумался обратно взять шкурку!» — вслух сказал Няруй и сел.

От неожиданной мысли его ударило в жар. Он откинул назад капюшон малицы. Минуту подождал, словно прислушиваясь к чему-то. Потом ударил себя по колену и решительно вышел из чума. Оглянувшись вокруг и не видя никого близко, он почти бегом направился в торгзаготпункт. Приемная пушнины оказалась на замке. Видно, Понька в другой половине дома, в магазине. Так оно и оказалось. Понька, весело переговариваясь, отпускал товар приехавшим из тундры и уже успевшим проголосовать ненцам. Весь магазин от прилавка до двери был набит людьми. Самого Поньки не было видно. Слышался только его басовитый голос.

— Ох, и шкурка хороша! Настоящее «мягкое золото»! Молодец старик. Плана не имеешь, а государству помогаешь, — говорил он кому-то.

Няруй стоял у самого порога и, слыша эти слова, вдруг почувствовал, что пришел он сюда совсем зря. Ведь Понька мог при людях также хвалить и сданную Няруем шкурку голубого песца. Значит, шкурка теперь уже не тайна, она же побывала в чужих руках. Какой будет толк от того, если Понька и согласиться возвратить шкурку?

«Ну, и глупый же я, глупей авки,[30] — ругал себя Няруй, тяжело спускаясь по ступенькам крыльца. — Как же быть? Пойду, однако, завтра в контору. Председателю скажу, секретарю парторганизации скажу, хоть я беспартийный: „Беда у меня! Не знаю, как быть. Наверно, зря буду лыжи таскать“. Пусть назначат на другую работу».

С такими мыслями возвратился Няруй в чум, растопил железную печку и вскипятил чай. Выпив полчайника крепкого горячего чая, не дожидаясь жены, Омра лег спать.

* * *

Утром Омру Няруя вызвали в правление колхоза. Когда он вошел в контору, там сидели трое: председатель колхоза Аби Салиндер, сухощавый, тонкий ненец в коричневого цвета толстовке и в черных ватных брюках, секретарь парторганизации Ямбо Оковой и Афанасий Медведев.

Секретарь парторганизации пододвинул поближе к себе табуретку и пригласил Няруя сесть. Тот минуту потоптался у двери, потом как-то боком прошел между столами и сел напротив секретаря.

— Вот так, поближе ко мне, — сказал Ямбо Оковой, приветливо и испытующе глядя на Омру.

Няруй опустил назад капюшон малицы и стал поглаживать волосы.

— Ну как, товарищ Няруй, здоровье твое? — начал секретарь, открывая костяной портсигар. — Говорят, ты болеешь?

— Нет, я совсем не болею.

Ямбо Оковой, бесшумно постукивая папиросой по крышке портсигара, кивнул в сторону Медведева бритой головой.

— Вон заготовитель говорит: ты в последний раз пришел к нему с голубым песцом и все о чем-то сокрушался. Тебя чем-нибудь обидели?

Няруй отрицательно мотнул головой, глядя вниз и перебирая пальцами сорочку малицы на коленях.

Секретарь спокойно продолжал:

— А отчего ты новое обязательство взять отказался? Ты, Омра, один без обязательства остался.

— Это нехорошо, — вступил в разговор председатель колхоза.

Няруй, еще ниже опуская голову, пробормотал:

— Может, у меня нынче удачи не будет больше!

— Вот-вот, об этом он мне тоже говорил, — сказал Медведев.

Ямбо Оковой лег грудью на стол, спрашивая охотника:

— Что ты сказал? Удачи не будет?

— Ну да.

Аби Салиндер, перебирая на столе бумаги, улыбнулся.

— Чего выдумал…

— Это не выдумка, — ответил Няруй.

— А что?

Омра промолчал. Секретарь парторганизации встал с места.

— Да-а, мне теперь понятно.

Затем обратился к Медведеву:

— Он в последний раз хорошую шкурку сдал?

— Первосортную шкуру голубого песца.

— Ты, Омра, когда добыл его? — спросил Оковой, дымя папиросой.