Живой меч, или Этюд о Счастье. Жизнь и смерть гражданина Сен-Жюста - [120]
Обладая к тому же редкой работоспособностью, этот «поэт гильотины» взял на себя обязанность делать постоянные (почти ежедневные) отчеты о деятельности правительства перед Конвентом. Получалось это у него превосходно (и с большой долей фантазии!), и он после ухода Дантона вполне мог считать себя де-факто «председателем Комитета общественного спасения».
И вот с этим «председателем» в июле месяце, еще до ухода Гаспарена, у Сен-Жюста состоялось несколько серьезных разговоров по поводу усиления власти и авторитета правительства. Способ был один – пригласить участвовать в работе Комитета общественного спасения Робеспьера.
– Робеспьер не умеет работать в группе. И он подавит нас всех, – мрачно отвечал Барер.
– Сейчас Конвент признает только двух бесспорных лидеров, – возражал Сен-Жюст. – Один уже проявил свою беспомощность. Остается лишь Робеспьер. Ты же не хочешь, чтобы помимо нашей воли был избран новый Комитет общественного спасения с Робеспьером во главе?
При этих словах Барер кривился и пожимал плечами. Из членов Комитета кроме Кутона Сен-Жюста поддерживали еще двое: бывший юрист Приер из Марны, занимавшийся снабжением и вооружением армии, и бывший моряк (и бывший протестантский пастор!) Жанбон Сент-Андре, взявший на себя проблемы военно-морского флота (так же как Сен-Жюст взял на себя проблемы сухопутной армии).
24 июля Кутон с подачи Антуана безапелляционно заявил коллегам: или Робеспьер входит в Комитет общественного спасения на место ушедшего Гаспарена, или Комитет можно считать распущенным из-за его полного бессилия справиться с обстоятельствами.
27 июля Национальный конвент утвердил Робеспьера «против его воли» членом Комитета общественного спасения.
Член правительства Сен-Жюст, сделавший все для того, чтобы привлечь в это правительство самого популярного республиканца Франции, был доволен, – первый шаг к революционной диктатуре был сделан.
Оставалось сделать второй шаг – не допустить вступления в действие «эро-сешелевской» конституции 1793 года, которая в условиях все усиливавшейся гражданской войны и интервенции (выборы в ситуации отпадения от центра шестидесяти департаментов при незаконченности самой Конституции, не определявшей четкой подчиненности провинциальных администраций центру) погубила бы Французскую Республику в несколько месяцев.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
ВОЛЯ ВСЕХ
Аристократы! Месть! Отомстите кровью -
Тем, кто хочет вас низвесть к третьему сословью!
Вам на помощь – добрый меч, войско – для охраны,
Церковь можете привлечь и чужие страны.
Снимет всякая с нас тварь последнюю рубаху,
Коли чернь вы на фонарь не вздернете с размаху!
Пускай все демократы отправятся к чертям.
Одни аристократы помочь сумеют вам!
Аристократическая песня 1790 года
ТЕРРОР
«Европа запросит у нас мира в тот день, когда вы дадите французскому народу конституцию. В тот же день прекратятся распри, обессиленные фракции смирятся с бременем свободы; граждане вернутся к труду, в свои мастерские, и мир, воцарившийся в Республике, заставит трепетать королей» – теперь эти самоуверенные слова из собственной речи от 24 апреля Сен-Жюст вспоминал почти с негодованием на самого себя: принятая Конституция не только не потушила пожар войны, но даже не была введена в действие, так и оставшись в своем «священном» ковчеге из кедрового дерева, который сразу же после праздника 10 августа был запрятан в стол председателя Конвента «до лучших времен».
Пока же времена были самые отчаянные: гражданская война охватила три четверти департаментов. Восставшие Бордо, Лион, Марсель собирали собственные вооруженные силы. Тулон готов был открыть свой порт английским кораблям. Интервенты наступали со всех сторон: к австрийцам, пруссакам и англичанам теперь присоединились еще и испанцы, которые начали свое движение на Пиренеи. Пали Конде, Валансьон, Майнц. Повсюду федералисты под знаменем жирондистской партии братались с роялистами. Сорокатысячная «королевская и католическая армия» крестьян-вандейцев, возглавляемая бывшим бродячим торговцем Кателино, двинулась на захват Анжера, Сомюра и Нанта.
Сен-Жюст, отделавшийся, наконец, от оказавшегося совершенно непригодным к руководству военными действиями Гаспарена, для начала занялся Вандеей: с военным министром Бушоттом, бывшим полковником и нынешним левым якобинцем, они нашли полное взаимопонимание. Особенно когда в канцелярии Бушотта Антуан обнаружил двух старых знакомцев: своего прежнего парижского адресата Вилена Добиньи и своего реймского друга Жермена Гато, ставшего за четыре года, пока они не виделись, самым яростным террористом (он на шее вместо крестика носил миниатюрную гильотину и на изображение своей печати тоже велел заказать изображение «адской машины»). Через них Сен-Жюст и начал действовать. В Вандею были брошены дополнительные силы из армии и парижских добровольцев. Гарнизон Майнца, капитулировавший перед австрийцами и отпущенный ими с оружием в руках из города с условием, что они в течение года не выступят против оккупантов, был срочно переброшен в Вандею (с суровыми пожеланиями Конвента «искупить кровью свою трусость», то есть быть вырезанными во славу Республики).
Превосходный исторический рассказ. Начало войны. Гитлеровские полчища рвутся вглубь страны. Потерпела крах идея экспорта Революции и товарищ Сталин мучительно ищёт выход и размышляет о случившемся.
Поэма «Пугач», имеющая подзаголовок «Поэма мятежа», восходит к лучшим образцам отечественной словесности и стоит в одном ряду с такими выдающимися произведениями о Емельяне Пугачёве, как одноимённая поэма С. Есенина и повесть Александра Пушкина. При этом поэма совершенно исторична, как по событиям, так и по датам.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.