Живой Есенин - [125]

– Для других я делал в десять раз больше, – ответил он.

Сергей поднялся из кресла, подошел к книжному шкафу, взял свой берлинский портрет и дал мне. На нем была дарственная надпись:

«Милому Моте с любовью и дружбой. С. Есенин. 21/III – 1924.»

Я знал, что он редко дарит свои фотографии с надписями.

– Повесь мой портрет между Андреем Белым и Блоком.

Я не мог сдержаться, поцеловал Сергея.

Портрет Блока я получил, когда он 14 мая 1920 года выступал в Москве во «Дворце искусств». После чтения стихов заведующий «Дворцом» И. С. Рукавишников пригласил поэта, как он выразился, «на чашку чая с молодыми поэтами», членами «Дворца». За чаем Александр Блок предложил нам почитать свои стихи, что мы и сделали. После этого многие поэты попросили Александра Александровича написать свой автограф на принесенных его книгах. Я не удосужился захватить с собой книгу Блока, попросил Рукавишникова дать мне какой-нибудь сборник поэта. Иван Сергеевич вышел из комнаты и вскоре вернулся с цветной репродукцией, воспроизведенной с портрета, нарисованного К. Сомовым. Александр Александрович сделал на ней надпись.

С Андреем Белым меня познакомил Рюрик Ивнев, когда мы брали у него стихотворение для «Автографов». После этого по просьбе Брюсова я неоднократно приглашал Бориса Николаевича на выступления в клубе поэтов, университете и т. д. После вечера мне приходилось его провожать домой, а по дороге он говорил о поэзии. Жил он в то время в хорошей комнате вместе с поэтом-переводчиком, музейным работником В. О. Нилендером, милейшим благодушным человеком.

Однажды, в начале зимы 1920 года, Борис Николаевич пришел днем в клуб поэтов пообедать и сказал, что ему хочется посмотреть поэтические сборники, вышедшие во время мировой войны и после революции. Очевидно, он полагал, что в нашем клубе есть библиотека, но у нас ее не было. В то время я покупал все книги поэтов, которые выходили в свет, и сказал, что могу их показать. Андрей Белый пошел ко мне.

Я выложил на стол пачку сборников, он стал просматривать их и давать некоторым свою оценку. Помню, от него досталось многим книгам, особенно «Салону поэтов»[153]. Когда ему попался на глаза сборник стихов Есенина, он зажал книгу между руками, поднял перед собой и сказал:

– Вот певец! Вот поэт! У него свой путь! Я жду от него многого! Он будет великим русским поэтом!

В лавке «Дворца» я купил для себя несколько портретов известных поэтов. Я показал их Борису Николаевичу.

Он взял свой портрет, воспроизведенный с рисунка художника Л. Бакста, и сделал трогательную надпись.

Вот между портретами Блока и Белого по желанию Сергея я повесил его портрет, и там он висит более полувека.

22

Двойник секретаря Моссовета. У Всеволода Иванова. «Вольнодумец» Есенина. Розыгрыш: Эмиль Кроткий – Есенин

Зимой 1924 года я шагал вверх по вздувшейся снежными сугробами Тверской. Бойкие бабенки в шерстяных платках и дамочки в облезших меховых куртках и шапках торговали горячими пирожками с урюком, конфетами, сделанными из кофейной гущи и сахарина, вездесущей пшенной сваренной на воде кашей – увы! – с маргарином.

Работали частные магазинчики – парфюмерные, галантерейные, и юркие представители нэпа – эти калифы на час! – выглядывали из дверей, не идет ли с портфелем грозный фининспектор. Наискосок от Московского Совета предприимчивый Щукин драл с горожан за свою «фасонную» обувь не три шкуры, а три червонца, что было куда невыносимей. В окнах магазинов, кафе, на афишных тумбах, как и в газетах, Яков Рацер в самодельных стихах расхваливал свой уголек, Функ – волшебную пасту для обуви, а Глик – химические снадобья против тараканов, клопов и мышей. Повсюду висел красный картонный круг ГУМа с зазывным объявлением: «Все для всех!» Покупатели приглашались на праздничный базар. Большие плакаты конторы «Кино-Москва» сообщали, что прибыло 100 000 метров разных новых картин. Ближайшие выпуски на экраны: «Любовница Развольского» с участием Мозжухина и Лысенко, «Карусель жизни» с участием Полы Негри, «Скорбь бесконечная» с участием В. Максимова, «Доктор Мабузо», 2 серии, «Человек без имени (6 000 000 долларов)», 6 серий.

«Мастфор» (мастерская Н. М. Фореггера, Арбат, 7) объявляла о премьере спектакля «Воровка детей». Петербургский эксцентрический театр (Фэкс) о «Женитьбе» Н. В. Гоголя с партерными акробатами, шансонетками, рупором в публику и гопаком…

На углу Брюсовского переулка я встретил Есенина, он был в своей знаменитой шубе с бобровым воротником, в шапке с черной плюшевой тульей, опоясанной полоской такого же меха с сединкой. Он уже хлопотал об издании журнала «Вольнодумец» и рассказал о своих хождениях по мукам. Я же сообщил ему о вчерашнем происшествии в клубе Союза поэтов.

Я, заведующий клубом, пришел туда днем, чтобы выдать нуждающимся поэтам талоны на бесплатные обеды и ужины, и заметил, что официанты носятся с нагруженными закуской подносами, и дирижирует ими наш метрдотель в черном смокинге, белом галстуке. Мне объясняли, что в столовой находится секретарь Московского Совета Музы́ка с компанией. Ему накрыли стол в комнате президиума, подают на тарелках праздничного сервиза, и готовит сам шеф-повap Иван Пантелеевич. Верно, в клуб поэтов заходили на выступления крупных мастеров или на злободневные диспуты некоторые члены правительства, но каждый раз об этом предупреждали по телефону.