Животные рядом с нами - [52]

Он рассказал об этом представителям печати, и вот во многих газетах появилась в перепечатке одна и та же, в сущности, благожелательная статья, в которой рассказывалось, что этот питон, вытащенный Михаэлем из чемодана, и есть змея, укусившая его, и что будто бы он тотчас же «проглотил» сыворотку!

Вот еще один пример. Несколько лет назад некая живущая в Баварии дама прислала мне страницу из большого американского журнала «Нью-Йоркер» за декабрь 1950 года. На ней был напечатан рассказ одной американки о поездке по ФРГ. В конце его речь шла о франкфуртском зоопарке. «Этот зоопарк, — писала она, — выглядит мило и привлекательно. Я увидела прелестные пруды с плавающими в них разноцветными утками, павлинов и немцев в шортах и тирольских шляпах, мирно покуривающих трубки и пьющих пиво в кафе, укрытых в тени деревьев. Стоя у клеток с обезьянами, смеющиеся дети вскрикивали от радости; с почтением взирали на дрессировщика, который ласково похлопывал льва и щелкал плетью кнута до тех пор, пока хищник не взревел от ярости, но охотнее всего они, наверное, унесли бы домой спящего детеныша леопарда. Царило радушное праздничное настроение, исполненное тепла и веселья.

Но затем я подошла к пруду, где шумно плескался носорог (!), и увидела какого-то мальчика, пытавшегося в этот момент забросить обезьянку, которую он держал на кожаном поводке, в чудовищную пасть огромного животного. Обезьяна была в ужасе, она не хотела оказаться в этих огромных зубах, на этом отвратительном языке. Порой борющаяся за жизнь обезьяна падала в воду, и тогда на ее мордочке появлялось выражение неописуемого страха и страдания. Люди же, будто бы они никогда не видели ничего более смешного, так громко смеялись, что фотоаппараты едва не выпадали у них из рук. Внезапно обезьяна вырвалась и словно ветер помчалась прочь, волоча за собой поводок. С яростным криком хозяин побежал за ней посреди ярких цветов, под прелестными плакучими ивами».

Итак, в раю для животных жестокие, злобные люди. И я направил руководству журнала опровержение. «В декабрьском номере Вашего журнала Джоан Стаффорд описала случай, происшедший с бегемотом и обезьяной во франкфуртском зоопарке. Мисс Стаффорд, к сожалению, ложно поняла, что там произошло. И я прошу Вас внести уточнения. Совершенно невозможно, чтобы во франкфуртском зоопарке какой-либо мальчик бросил обезьяну в пасть бегемота, а посетители при виде этого стали бы смеяться. Я, директор зоопарка, был очевидцем этого случая. Мальчик с обезьяной — мой сын. Обезьяну же по кличке Алекс мы вырастили с младенческого возраста. Долгое время она жила не в зоопарке, а в нашей квартире. А сам я тот человек, которого Ваша сотрудница заметила, когда он фотографировал.

Алекс — это макака резус. И как все резусы, он чрезвычайно нахален. Много бегает вместе с моим сыном, и на поводке его держат только потому, что он кусает людей за ноги. Ему, например, очень нравится нырять и тащить уток за лапки под воду. Всякий раз, встречая собак, он поддразнивает их, а когда они, придя в ярость, бросаются на него, он просто перепрыгивает через них. Ну а «носорогом», которого видела мисс Стаффорд, на самом деле был бегемот. Бегемоты же питаются хлебом, морковью, свеклой, сеном и тому подобным. Обезьянок они не пожирают. Кстати сказать, носороги тоже этого не делают. Огромную пасть с могучими зубами бегемоты открывают перед посетителями. Наш бегемот по кличке Тони безобиден. Он настолько добродушен, что ухаживающий за ним служитель купается вместе с ним. Зато Алекс так беспардонен, что дразнит Тони, прыгая ему на нос, пока пасть бегемота широко раскрыта. В этот момент я и сфотографировал его. В действительности на мордочке обезьяны не было и следов страха. Прилагаю несколько фотографий, которые наверняка убедят Вас в этом. Сожалею, что мисс Стаффорд, обычно столь благожелательно пишущая о франкфуртском зоопарке, не попросила нас объяснить, что означал этот столь ужаснувший ее случай. Она может быть уверена в том, что ни во франкфуртском, ни в любом ином немецком или американском зоопарке никому безнаказанно не позволят отдать на съедение хищникам маленьких обезьянок. С совершенным уважением…» Я нетерпеливо ждал, проявит ли редакция журнала «Нью-Йоркер» любезность и опубликует ли она это письмо, признав тем самым ошибку своей корреспондентки. Дело в том, что я помнил о своем печальном опыте касательно отечественной прессы. Но «Нью-Йоркер» опубликовал мое письмо слово в слово, не изменив и не сократив его.

Однажды на радио я проводил викторину «Голоса животных». В ней участвовал и репортер Райнгард Альбрехт. Ему вместе с радиослушателями пришлось по звукам, записанным на пленку, отгадывать, какое именно животное их издает. В конце передачи он предложил мне поменяться с ним ролями. Когда в динамике послышались странные звуки: «Э-Э-Э», я предположил, что это голос верблюда, но, увы, это оказался мой собственный голос. Господин Альбрехт, оказывается, не пожалел труда и вырезал из наших прежних бесед, записанных на пленку, ее куски с этими звуками, произносимыми мною в затруднительных ситуациях, и включил их в запись викторины. Я не остался в долгу, и, когда Райнгард вел, что случалось неоднократно, запись у меня на квартире, я незаметно клал перед ним на стол пустую спичечную коробку. С головой уйдя в передачу и задумавшись, мой коллега неизменно брался за нее, и она начинала издавать треск, портя уже записанный текст.