Живое прошедшее - [56]

Позже мы отработали технологию перевозок и взаимодействие с профессиональными перевозчиками. В этом мы, как один из первых негосударственных почтовых операторов в России, были часто пионерами. Например, мы начали возить корреспонденцию в Москву в почтовых вагонах скорых ночных поездов. Получить разрешение на это было непросто, ведь государственная почта – весьма консервативная организация. А сегодня разработанные нами тогда договоры с почтовым ведомством и сопроводительные документы стали типовыми для большинства курьерских фирм.

Маленький штат нашего кооператива был уникальным, как и многое в то время. Бухгалтером работала профессорская дочь, закончившая с отличием Политехнический институт. Сейчас она один из руководителей факультета менеджмента СПбГУ Диспетчерами трудились недавние выпускницы физического факультета Университета. Мы шутили, что берем на работу только университетских выпускников с красным дипломом. Такая ситуация была следствием перестройки, когда многие, в том числе интеллигенция, получали ничтожную зарплату или вообще теряли работу. Настроение у людей было тревожное. Уверенности, что завтра будут продукты и тепло, не было. Помню, за новогодним столом в 1987 году и в шутку и всерьез обсуждали бизнес по производству печек-буржуек. В том же году мы с Егором вырыли в гараже яму-бурт для хранения картошки зимой. За картошкой съездили на нашей «копейке» в Клопицы, где в совхозе купили около 500 кг. На глубоко осевшей машине мы привезли картошку в город и по всем правилам заложили на хранение в бурт. Картошка прекрасно сохранилась. Весной часть этой картошки теща увезла как семенной материал на посадку в Вологду. Я даже удостоился ее похвалы за хозяйственность.

Большинство людей беднело; появилось много бомжей. Как-то, будучи в Москве, я зашел по своему обыкновению поесть в кафе «Прага». В этот раз его было не узнать – темно, неприветливо. Я взял курицу, поставил тарелку на столик и на минуту отошел. Когда вернулся, курицы на тарелке не было, я увидел только спину убегавшего бомжа.

В эти годы, как вспоминает С. Гедройц, «солоней всего пришлось мелким интелям, а среди них – самым никчемным: ист-фил-худ-текстовикам… Их атомный вес стал практически неотличим от нуля».

К 2000-м годам в Санкт-Петербурге интеллигенции просто не стало видно на улицах. Но иногда я встречаю прежних ее представителей на дешевых концертах в филармонии.

О вине властей в сегодняшней загнанности интеллигенции говорится много и справедливо, но кину камень и в ее огород.

В 1990-е, бывая на разного рода собраниях моих прежних коллег – юбилеях, защитах диссертаций и т. п., я несколько раз предлагал небольшую, по моим возможностям, финансовую помощь. Предложение принималось «на ура». Договаривались, что в ближайшие дни со мной свяжутся для конкретных шагов. Мне не позвонили ни разу!

Совсем недавно Егор предложил помощь бедствующей семье умершего двадцать лет назад писателя – ныне знаменитого. Егору тоже так и не позвонили.

Вместе с тем для некоторых специалистов перестройка оказалась спасительным выходом. В моей маленькой научной группе работал сотрудник, отличавшийся исключительной работоспособностью и, вероятно, честолюбием. Характер же у него был довольно сложный, угловатый, мало подходящий для маневрирования в институтских коридорах власти. В советских условиях такому человеку сделать карьеру было практически невозможно. В перестройку он организовал успешную фирму, которая стала заниматься, казалось бы, безнадежным в наших условиях делом – разработкой и выпуском приборов…

Вскоре после основания кооператива из деловой прессы я узнал о международных корпорациях, занимающихся экспресс-доставкой. До этого я, как и большинство советских людей, о них даже не слышал. Прочел я как-то о DHL и ее экспансии в СССР и стал искать контакты с представителями этой компании. Интернета тогда не было, и адрес московского офиса DHL мне удалось узнать случайно, осенью 1989 года в Финляндии, в Тампере, на выставке последних разработок ленинградских предприятий. Я демонстрировал прибор для измерения содержания озона в воздухе, сделанный в Гидромете.

Оформление выезда за границу к тому времени значительно упростилось, и я довольно легко получил служебный загранпаспорт. Перед поездкой отстоял многочасовую очередь в банк за командировочными в валюте. Командировочные были небольшими, около десяти долларов в день. Правда, на круизном теплоходе, которым мы прибыли в Тампере, нас кормили. Моими соседями по каюте были представители ленинградских научно-технических организаций, постоянно выезжавшие за границу. Опытные люди, они везли с собой водку на продажу. Прибытие «наспиртованного» судна, видимо, почувствовалось в Тампере, так как к кораблю в порту подъехала полицейская машина, из которой по громкоговорителю обратились к нам по-русски с просьбой не продавать водку в городе.

Руководили поездкой недавние лидеры ленинградского комсомола, к тому времени работавшие в специализированной организации по проведению заграничных выставок. Такие «хлебные» места традиционно занимали доверенные и проверенные люди. Наши руководители были хорошо, современно одеты, дружелюбны и общительны. Как только теплоход тронулся, они пропали из виду. Я пытался их найти, так как до последнего момента было неясно, как обстоит дело с моим выставочным стендом. Оказалось, что оргкомитет привычно, слаженно и вдохновенно пьянствует в какой-то каюте. Не без усилий мне удалось узнать, что стенд не готов и готов не будет. Молодые люди никак не могли понять моего огорчения. Они искренне призывали меня последовать их примеру расслабиться и отдохнуть. С трудом удалось частично выправить положение, к выставке стенд был с грехом пополам готов.