Живое прошедшее - [27]
Заработал я в Сибири за несколько летних месяцев тяжелого труда в пересчете на сегодняшние деньги примерно 10 000 рублей. Этого хватило на неплохие зимние ботинки и мелочи.
В начале сентября я с жесткой красивой рыжей бородой вернулся в Ленинград и с большой радостью приступил к занятиям в университете.
На третьем курсе началась специализация, я пошел в группу биофизиков. Заведовал кафедрой академик Александр Николаевич Теренин, среди преподавателей были крупные ученые и интересные люди. Биофизику нам читал профессор Михаил Владимирович Волькенштейн. На лекции он специально приезжал из Москвы. В начале лекции он довольно долго прочищал и раскуривал трубку, но подождать стоило – слушать его было интересно. Часть лекций у нас шла на биологическом факультете. Генетику читал профессор Лобашёв. Это был представитель не так давно разгромленной когорты генетиков, и мы понимали его горечь по этому поводу. Такого рода чувства, преданность делу интеллигентность можно ощутить только при личном контакте с преподавателем. Интернет и другие технические новшества здесь, думаю, бессильны. Сейчас генетика или биофизика мне практически не нужны, но эмоции и отношение этих людей к работе и жизни помнятся. В этом и есть, наверное, важная часть образования (не обучения, не тренинга, а именно образования!), то есть того, что дает людям мотивацию к действиям.
С началом специализации на кафедрах мы приступали к курсовым. Главным здесь было общение и совместная работа с научными сотрудниками кафедр. Работали много. Обычный день сотрудника начинался около десяти утра и заканчивался в восемь вечера. Это не считая подготовки к завтрашней лекции или написания статьи, что делалось вечером дома или в выходные. Молодежь занималась еще больше. Курсовая работа, не говоря уже о дипломной, должна была иметь смысл и хотя бы крупицу новизны. А такие крупицы добывались с трудом. Обсуждение результатов было строгим и очень заинтересованным. Даже требования к стилю текста были не ниже, чем к литературному произведению. Во время отдыха, за обедом или кофе с удовольствием продолжали общаться на профессиональные темы. Защиту диссертаций отмечали на дружных банкетах. Был в ходу анекдот о научном сотруднике, который долгое время не мог собраться защитить диссертацию. Этот человек перестал ходить на банкеты, а стал ходить только на поминки – там его никто не спрашивал: «А когда же ты?»
Случались, конечно, и ссоры, и интриги, но в этой среде не было серости. На своем уровне – студента, аспиранта, а потом младшего научного сотрудника – я с интригами практически не встречался. Научные сотрудники были из породы умных, рукастых и работящих людей. Существовала целая система подбора таких кадров. Начиналось с поиска способных школьников. Их отбирали по всему Северо-Западу – от Калининграда до Коми. Я сам старшекурсником и аспирантом был в составе отборочных групп в Таллине и в Ухте. В Таллин я пригласил с собой маму. Она была счастлива. Когда я был занят, она гуляла по городу одна, что ей было привычно, а вторую половину дня мы проводили вместе. Работа доставляла радость, потому что у местных учителей мы пользовались большим уважением, а школьники, с которыми мы общались, были действительно одаренными. Часто это были победители региональных олимпиад, среди которых мы проводили окончательный отбор. Встречались ребята и из сельских школ, где и учителя по физике часто не было. Поэтому при отборе мы ориентировались не столько на знания, сколько на способности. Отобранные продолжали учебу в Ленинграде, в 45-й школе-интернате. Школа хорошо готовила кадры для естественно-научных факультетов Университета. На младших курсах выпускники интерната резко выделялись своими знаниями и подготовкой. Правда, к последним курсам это отличие часто сглаживалось.
Студенты-физики больше других интересовались гуманитарными вопросами, искусством, спортом. Больше всего книг в университетской библиотеке брали физики, на концертах классической музыки, в хоре, на спортивных соревнованиях наблюдалась похожая картина.
Но в веселье и отдыхе мои друзья-студенты не были идеальны. Просто развлекаться не у всех и не всегда получалось. «Дни физика» с юмористической программой были очень хороши, но на обычных студенческих вечерах в других институтах, например в ЛЭТИ, было больше непосредственного веселья. Эта особенность студентов имела самые неожиданные проявления. Например, в семьях трех моих сокурсников дети покончили жизнь самоубийством. Хотя такая статистика, возможно, простая случайность.
В нашей группе несколько студентов, и я в том числе, заинтересовались философией. К тому же у нас был хороший преподаватель – Тамара Витальевна Холостова. Это было нетипично, обычно представители исторического и философского факультетов не были близки нам и вообще казались странными: и по одежде, и по манере поведения, и по ментальности. Так вот, несколько студентов, включая меня, решили собираться дома у одного из нас, Саши Тартаковского, по понедельникам на самодеятельные философские семинары. Мы назвали их «филпонты». Назначали докладчика, слушали, обсуждали. Потом немного вина и танцев, девушки, ухаживания… Темы семинаров были близки к университетской программе, абсолютно без крамолы и политики. Собирались мы несколько раз, атмосфера установилась очень теплая. Потом почему-то дело угасло. На свои вопросы вроде «что случилось?» я не получал ясных ответов. Много позже кто-то из участников мне рассказал, что с каждым из студентов, кроме меня (!), говорили «компетентные товарищи», что были неприятности у Холостовой и даже у ее мужа, морского офицера. Эпизод с «филпонтами» обнаруживает среди прочего и плотную опеку КГБ, под которой мы находились. Информированный Яков Кедми пишет, что в некоторых группах населения примерно каждый четвертый был осведомителем (Кедми Я. Безнадежные войны. М., 2012). Наш пример соответствует этой оценке – ведь нас собиралось всего несколько человек.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.