Живое прошедшее - [18]
Моя обычная, неспортивная, одежда какое-то время состояла из перешитых отцовских флотских брюк (они назывались «клеши») и старых полуботинок. И то и другое ранее уже относил мой старший брат. Такой небогатый гардероб, конечно, не радовал, но и не особенно огорчал. Это была норма. Все было, конечно, довольно чистое и отглаженное, а дальше твой успех зависел от твоих достоинств. Для мальчика это в первую очередь сила и уверенность в себе.
Главные авторитеты для детей были не в семье, а во дворе. Потерять лицо было страшно. Сначала, когда я был новеньким во дворе и ко мне приглядывались, мое частичное еврейство являлось важным отрицательным фактором в глазах других детей. Я понял, что, по мнению других, быть евреем плохо. Плохо – и все, без обсуждения. Потом эта тема по отношению ко мне, правда, рассосалась, и я стал общаться с ребятами на равных. Дети просто повторяли то, что говорилось у них дома. Пожалуй, именно тогда я впервые почувствовал «неуютность» своей национальной принадлежности.
В нашей квартире проживала еще одна семья. Ее главой была бабушка Ольга Захаровна. Она с мужем Михаилом Васильевичем жила в этой квартире со времен революции. Ольга Захаровна была, кажется, прислугой у полицейского чина, жившего здесь же. Полицейский революцию не пережил, а Ольга Захаровна с Михаилом Васильевичем остались в квартире. Здесь они, по их словам, «из окон смотрели на революцию», а потом – на войну… О блокаде Ольга Захаровна много не рассказывала, но все ее поведение на кухне: бережное отношение к продуктам, сосредоточенное и даже истовое собирание в ладонь всех хлебных крошек со стола и отправка собранного в рот – о многом говорило. Я до сих пор не могу выкинуть черствый хлеб, мне непросто оставить еду на тарелке, как этого требуют правила приличия.
Читал я в школе, как теперь выясняется, в основном вечную детскую классику
В октябре 1956 года произошли так называемые «венгерские события». Газеты наши печатали снимки замученных коммунистов. Подавалось все как контрреволюционный мятеж, подготовленный иностранными спецслужбами. Советская армия подавила это выступление. Через несколько десятков лет правительство, уже российское, признало, что в Венгрии было действительно народное восстание, и извинилось за действия своей страны. Когда я учился в университете, преподаватель военной кафедры, принимавший участие в этих боях, рассказал, что у венгерских войск, укомплектованных советским оружием, не было некоторых (детали здесь не важны) новинок, имевшихся у советской армии, что, естественно, обеспечило той преимущество. Называлась цифра потерь венгров в уличных боях в Будапеште – 60 тысяч человек.
Всю свою жизнь (за коротким исключением в 1990-е годы) я слышу про коварную роль зарубежных спецслужб, «третьих сил» и «пятой колонны». Эти силы могли вызывать осложнения в отношениях с интеллигенцией, политические и даже военные события. Кончалось это всегда так же, как в случае с венгерскими событиями: официально признавалось, что причины проблем носили внутренний характер.
Правление Н. С. Хрущёва с самого начала сопровождалось анекдотами о нем. При Сталине такого не было. В анекдотах Никита Сергеевич безжалостно высмеивался. А ведь Н. С. Хрущёв, при всех его очевидных недостатках, был много более гуманен, чем Сталин. Как мне казалось, чем демократичнее был Хрущёв, тем меньше народ его уважал…
Мою маму называли в доме «жиличкой Ольги Захаровны». Ладили мы с соседями очень неплохо. Много позже, когда родился наш сын Егор, Ольга Захаровна стала для нас практически родной бабушкой, а Егор считал всю нашу коммунальную квартиру своей территорией.
Жильцы дома часто собирались на нашей кухне у Ольги Захаровны поговорить на житейские темы. Очень важным событием было посещение квартир сотрудником «Ленэнерго», который записывал показания счетчика и выдавал платежные квитанции. Жильцы бежали к соседям сообщить сумму платежа немедленно после получения счета, а потом у нас на кухне эта тема обсуждалась уже более детально, спокойно и в масштабе всего дома.
Я был своим в этой среде, часто подобные собрания происходили на кухне, когда я обедал после школы. Иногда меня просили позвонить кому-нибудь по телефону: «Виталик, собери номер». Я «собирал» и передавал трубку для разговора. Самостоятельно соседи набрать нужный номер телефона не могли.
Наши соседи были очень небогаты даже для того времени. Вот пример: из овощного магазина во дворе часто выбрасывали подгнившие овощи и фрукты, которые перебирались жильцами, и часть шла в дело – например, в компот или в еду коту.
Практически все были в одинаковой степени бедны, но отзывчивы на беду ближнего. Если бы незнакомый человек в бедственном положении попросился переночевать, его, скорее всего, пустили бы, и, конечно, без всякой платы. Но эти же соседи по-другому относились к более благополучным людям. Как-то этажом выше появились новые жильцы, которые заняли всю квартиру. Отдельная квартира! Невиданное для обитателей дома событие бурно обсуждалось на нашей кухне. Вскоре новые жильцы затеяли ремонт. Это подлило масла в огонь. В нашей квартире обсуждался возможный вред от ремонта – провалится потолок от устанавливаемой ванны и т. д. Меня просили позвонить и нажаловаться то в пожарную инспекцию, то в какую-нибудь другую инстанцию. Я говорил, что позвоню, если будет ясна конкретная опасность от ремонта. Бабушки задумывались, но ничего конкретного не находилось. В конце концов мне было предложено позвонить «куда следует». То есть бабушки не могли пользоваться телефоном, но отлично знали об инстанции «куда следует» и ничуть не жалели незнакомых им соседей сверху, собираясь сообщить о них в органы.
