Живодер - [8]

— Я уже три дня не видела своих собак, — заметила Найдж. — Похоже, этот здоровяк с городскими замашками захватил лидерство в стае.

— Однако у него так и нет хозяина. Почему-то его никто не берет, — откликнулась Сью.

— И не возьмет — он слишком одичал, и у него слишком много блох.

— Так что же с ним будет?

— То, что всегда бывает в Испании. Летом на бродячих собак не обращают внимания, а потом, когда сезон жары проходит, в один прекрасный день приезжает живодер и…

— Отвозит их в приют?

— Глупышка. Пристреливает.

— Нет!

— Местные считают, что уже то, что они позволяют им провести здесь лето, является проявлением доброты. Впрочем, это полностью согласуется с их представлениями, — после чего Найдж перешла к другой теме: — Скажи мне, Сью, а как ты оказалась в Испании?

— Прилетела на самолете. Рейсом из Ливерпуля на Малагу.

— Ну понятно, теперь все летают самолетами. Но, понимаешь, когда я ушла от мужа и уехала из Девона, я приехала сюда в старом почтовом фургоне. Никогда не забуду этого путешествия. Горы и пастбища Страны Басков — такое ощущение, что находишься в Швейцарии. Плато Ла-Манчи, которые тянутся до бесконечности, — знаешь, на них когда-то росли леса, которые повырубали. А к югу от Мадрида, до того как проложили шоссе, тянулась прямая как стрела дорога через пустыню. Потом минуешь подножия Сьерры-Морены и попадаешь к вратам, ведущим в Андалусию. Это — дефиле, естественное ущелье в горах. Знаешь, как оно называется? Деспенаперрос, в буквальном переводе «Место для сбрасывания собак со скал». Кое-кто утверждает, что под собаками имелись в виду неверные, приезжие, чужаки. Однако мне больше нравится другое объяснение. Что разбойники, несомненно наводнявшие это ущелье в девятнадцатом веке, травили путешественников собаками, которых сбрасывали на них сверху.

— Ты меня разыгрываешь, — сказала Сью.

— Вовсе нет. Как бы там ни было, название этого ущелья говорит нам по крайней мере о двух вещах. Во-первых, что собак здесь как грязи, а во-вторых, что при наличии выбора между собакой и камнем испанец предпочтет сбросить вниз собаку. Не знаю, может, в этом и есть какой-то разумный смысл. Может, путешественников действительно охватывал панический ужас, когда они видели над головой своры летящих собак, однако это не повод игнорировать бессмысленный садизм, свойственный испанцам.

Они подошли к дому Найдж — еще одни кованые ворота в бесконечной белой стене.

— Зайдешь? — спросила она.

— Конечно, почему бы и нет. — Сью никогда еще не была у Найдж. Та открыла ворота, и они вошли внутрь. Однако, в отличие от дома Лоуренса, они оказались не в открытом дворике, а в крытом пространстве, которое представляло собой мастерскую Найдж. Ее скульптуры были расставлены повсюду. Сью ожидала увидеть совсем другое — что-нибудь старомодное, например, картины маслом, как те, что продают в Севилье и Гранаде. Зарисовки с натуры беленых домиков с крестьянами, сидящими у стен в плетеных креслах, натюрморты с оловянными блюдами, ломящимися от ветчины и андалусских фиг, изображения ферм с выводками цыплят и долин Кастильи со стороны Толедо. Что-нибудь в духе всех этих картин, подписанных именами Чавеса, Милагро или Ромеро, или тех, что изготавливаются на фабриках в Южном Китае с поточными линиями, регулируемыми так же, как на заводах Тойоты, где китайские рабочие фабрикуют пейзажи страны, которую никогда не видели и никогда не увидят, причем каждый специализируется на изображении отдельного фрагмента картины — один на цыплятах, другой на небе, а третий является лучшим живописцем печальных ослиных глаз во всей провинции Ханчжоу.

То, что делала Найдж, не имело к этому никакого отношения. Огромное помещение было завалено мусором, и трудно было разобрать, где заканчивается хлам и начинается скульптура; повсюду возвышались кучи земли, соломы, глины, штукатурки и краски, и из этого беспорядка вздымались фигуры, сделанные из этого же материала. Скалящиеся и рычащие друг на друга собаки, мужчины с бычьими головами и огромными изгибающимися пенисами, свиньи, утки, прыгающие из воды рыбы — одни белого цвета, другие серого, третьи с примесью горной пыли, четвертые кроваво-красные, пятые угольно-черные.

Переходя от одной скульптуры к другой, Сью рассматривала их несколько минут, прежде чем открыть рот.

— Зашибись. Ничего более улетного я еще не видела. Кто бы мог подумать, что за этими дверями окажется такое!

Найдж рассмеялась, сочтя это за комплимент, каковым эти слова, возможно, и являлись, и провела Сью в темную боковую комнату, стены которой были покрыты крупнозернистой штукатуркой и увешаны медными чеканками, кафельный пол завален восточными подушками, а выложенные разноцветными стеклышками арабские светильники источали тусклый свет.

— По сравнению с твоими фигурами в этом уже почти не видишь ничего необычного, — сказала Сью, падая плашмя на подушки. Найдж опустилась рядом.

— Я купила все это, когда занималась альпинизмом в Северном Пакистане и Афганистане, а потом привезла сюда. Пешаварские рынки — это просто фантастика.

Найдж открыла резную коробочку, достала оттуда опиум и папиросную бумагу и, не переставая говорить, начала скручивать косяк.