Живи с молнией - [26]

Фокс некоторое время молча обдумывал слова Хэвиленда.

– Едва ли это может относиться ко мне, Тони, – сказал он. – Чью работу мы обсуждаем, вашу или мою? – добавил он со своей кривой усмешкой.

– Надо говорить либо о нас обоих, либо ни о ком, – ответил Хэвиленд, тоже улыбнувшись. – Ну, хорошо, вы опасаетесь, что у меня не хватит настойчивости для долгой работы, но я, как физик, убежден, что это исследование стоит любого труда и что мы с Горином доведем его до конца. Разумеется, мне будет трудно, но я уверен, что выдержу.

– Сейчас вы, может быть, и уверены в этом, я не отрицаю, но вдруг через три-четыре месяца что-нибудь другое покажется вам более привлекательным? Длительное напряжение – вот что меня пугает.

Фокс остановился. Он не мог выразиться яснее, потому что не решался спросить, знают ли они, к чему это в конце концов приведет. А так как он не мог рассказать им о мраке, царившем в его душе, разве можно требовать, чтобы они поняли то, что он на самом деле имел в виду? Фокс почувствовал, что поступает крайне несправедливо.

Замысел, безусловно, хорош, признался он себе. В нем есть простота и смелость, но он потребует неимоверной работы. Фокс не совсем понимал, к чему стремится в жизни Хэвиленд. Вот Горин – тот иной, но он слишком неопытен. Если бы они менялись местами, если бы Горин мог обладать знаниями и опытом Хэвиленда, а Хэвиленд – быть неофитом, то, пожалуй, еще можно было бы рассчитывать на успех предприятия. Но даже и в таком случае – чем бы все это кончилось?

– Раньше прокаженным подвешивали колокольчики, – мрачно сказал он, – и это было очень мудро. Нет, – добавил он решительно, – я больше ни за что на свете не стану вас отговаривать. Если вы сумеете довести работу до конца, то сделаете большое дело. Рано или поздно кому-то пришлось бы за нее взяться – так почему же не вам?

После его ухода воцарилось молчание; Хэвиленд подошел к окну и стал рассматривать крыши университетского городка.

Потом он взглянул на Эрика.

– Когда я был его ассистентом, однажды я сделал большую глупость. Он хотел проделать один опыт по рассеиванию лучей, а я… я бросил его на середине работы. Я увлекся посторонними вещами, – неопределенно пояснил он. – Просто был еще молод и глуп, а Фокс уже отошел тогда от исследовательской работы, и когда нужно было дать мне хорошую взбучку, его возле меня не оказалось. Но он запомнил это.

– Все-таки он замечательный человек, – сказал Эрик.

Хэвиленд криво усмехнулся.

– Если вы хотите, чтобы и он считал вас замечательным, возьмитесь за опыт и добейтесь удачных результатов.

– Несмотря на то, что он ставит на провал?

– Он охотно потеряет ставку. – Хэвиленд улыбнулся и, отвернувшись, сжал кулаки. – Черт возьми, опыт непременно должен удаться! На этот раз я ставлю против Фокса, вот и все! – Он оглянулся на Эрика, думая уже только о деле. – Давайте начинать. У меня нет времени разрабатывать детали конструкции. Вы должны пойти в библиотеку и просмотреть все работы Кокрофта и Уолтона. Прочтите их повнимательнее и выясните, какими способами они получают нужное напряжение – фокусируют пучок, а также – чего следует избегать. Если у вас возникнут какие-нибудь вопросы, мы обсудим их, когда вы кончите.

Эрик вышел из кабинета в таком восторге, что ему хотелось беспричинно смеяться. Он уже не помнил ни гнетущего разговора с Фоксом, ни зловещих предсказаний, прозвучавших в его словах. Эрик был так опьянен радостью, что, когда он пришел в библиотеку и сел за доклады, о которых говорил Хэвиленд, ему пришлось несколько раз перечитать первые абзацы. Постепенно он начал убеждаться, что не только волнение мешает ему понимать прочитанное.

Через полчаса Эрик впал в полное отчаяние. Он несколько раз перечитал первый доклад с начала до конца, стараясь как можно лучше вникнуть в его смысл, и с каждым разом уныние его все возрастало.

«Сукин сын этот Хэвиленд! – бранился про себя Эрик. – Легкомысленный выродок! Безответственный болтун! Садист!» Эрику не хватало слов, чтобы излить свою ярость. Как можно было так беззаботно болтать об одной из сложнейших конструкций, какие когда-либо приходилось видеть Эрику, – об аппарате, сооружение которого требует всеобъемлющих знаний! Миллион вольт, выпрямители в восемь футов длиной, тысяча разных регуляторов! Аппарат, изображенный на снимке, лежавшем перед его глазами, напоминал голливудскую декорацию для фильма о сумасшедшем изобретателе – для него потребуется целый зал.

Эрик закурил сигарету и уныло подошел к окну. Вот к чему привели все эти хвастливые речи. Теперь ему было ясно, что он свалял порядочного дурака, позволив поставить себя в такое положение, и будет совершенным идиотом, если сейчас же, пока еще есть возможность, не откажется от этой работы.

Однако он решил не ходить к Хэвиленду, пока не выучит докладов наизусть. Если уж спорить, так со знанием дела. Эрик снова принялся за чтение. Он проверял каждую ссылку и откапывал все новые данные. К трем часам у него вышли все сигареты, а занимать уже было неловко. О еде он забыл. Усталый, измученный и отупевший, с ощущением, что веки у него распухли и глаза стали как блюдца, он, наконец, собрал свои записи и пошел в кабинет Хэвиленда.