Живи, ирбис! - [38]

Лина остановилась.

— Ты не доверяешь мне, принц? Ну, подойди же, хороший, не бойся.

Выждав минуту, олененок и в самом деле потянулся к ней навстречу. По-прежнему протягивая перед собою хлеб, Лина чуточку приблизилась.

— На, возьми!

Маленький дикарь круто изогнул гибкую шею и с опаской переступил через поваленное дерево. Теперь между ними осталось не более пяти шагов. Лина положила хлеб на траву и медленно отступила.

Олененок смешным танцующим шагом обошел вокруг гостинца, долго обнюхивал его и наконец деликатно откусил кусочек.

— Кушай, красавчик, кушай! — потчевала Лина. Но чем-то вдруг потревоженный олененок вскинул голову и напружинился весь как бы для прыжка.

— Кого это ты там угощаешь? — послышалось у Лины за спиной.

Белокурая толстушка Люся Миловидова, лагерная «медсестричка», в накинутой на плечи шинели стояла возле палатки и потирала заспанные глаза.

— Батюшки! Олень! — простодушно удивилась Люся. И закричала пронзительно, на весь лес: — Ребята! Девочки! Сюда! Смотрите, ведь это же настоящий живой олень!

Испуганный олененок помчался прочь такими длинными затяжными прыжками, что со стороны казалось, будто ему гораздо легче взлетать в воздух, чем опускаться после каждого прыжка на землю. Люся ринулась за ним, обеими руками придерживая на груди распахнувшуюся шинель. С минуту было слышно, как яростно продирается она через кусты в погоне за легконогим олененком, потом все стихло.

— Вот ведь шальная! — сокрушалась Лина. — Сейчас бы приучила без нее. А теперь разве он придет?

И все-таки именно у Люси лесной дикарь впервые взял угощенье из рук. Случилось это так. После мертвого часа девочки отправились в лес за земляникой. Люсе почудилось — кто-то неслышно крадется за ней по лесу. Оглянулась — никого!

Но вот над кустами лещины качнулись без малейшего ветерка странно гнутые ветки. Пригляделась — да ведь это же оленьи рога. Конечно! По бокам — настороженные бархатистые ушки… Так вот кто наблюдает за ней из укрытия! Посмотрим же, кто кого перехитрит!

Из листвы перед олененком вырастает мягкая ладошка, полная земляники. Дикарь отскочил, но любопытство пересилило страх. И ладошке тянется черный лоснящийся носик. Шершавый язычок робко слизывает одну ягодку, другую, а затем и все оставшиеся. Появляется новая пригоршня земляники, но уже подальше — надо подойти. Удалось слизнуть еще несколько сочных ягод. Ладошка снова отдаляется. Вот олененок уже не идет, а бежит за лакомством. Все дальше и дальше.

Теперь уже с разных сторон протягиваются руки с земляникой, и сразу же отдергиваются, надо догонять. Лакомка поедает ягоды, щурясь от наслаждения, прижав уши. И сам не замечает, как оказывается в лагере, окруженный тесным кольцом ребят. Бежать не куда. Прихромала даже пострадавшая Люба Беликова посмотреть на своего невольного обидчика. Она первая и гладит олененка по шерстке. Тот вздрагивает всем телом, обнюхивает тянущиеся к нему руки и просительно смотрит в глаза ребятам: «Ведь вы не обидите меня, не правда ли?» — как будто спрашивает он.

Впервые ребята видели дикое животное так близко.

— Ну, до чего ж славная мордашка! — восхищалась белокурая Люся. — Посмотрите, рожки резные. Копытца лакированные. А глазки! Глазки какие умненькие!

Олененок тянулся то к одному, то к другому и все обнюхивал, обнюхивал каждого с ног до головы, посапывая носом. Очевидно, ему было крайне важно знать, как от кого пахнет.

Дежурный сигнальщик просемафорил на катер, что олененка привели в лагерь. На берег приехал капитан. Принесли сухого компота из кладовки, и олененок после некоторых колебаний подобрал фрукты из рук Коли Власова.

— Ну, значит, привыкнет, приживется! — засмеялся Виталий Владимирович. — Значит, обязательно ему имя потребуется. Впервые он на заре к нам заявился, не так ли? Пусть в таком случае и будет Зориком. Как вы думаете, ребята?

— Зорик! Зорик! — закричали кругом. — Так и назовем его — Зорик!

Кто-то на радостях хлопнул олененка по спине. Тот вскинулся на дыбы. Ребячий строй раскололся, и рогатый пленник умчался в лес столь легкими и грациозными прыжками, каких не увидишь и в балете.

Трудно было надеяться, чтобы олененок после всего случившегося снова пожаловал в лагерь. Тем неожиданней и приятней был его скорый визит.

Когда лагерь утих во время обеда, и слышалось только дружное пощелкивание ложек о миски, у кладовки раздался испуганный крик тети Дуси. Ложки, как по команде, замерли в воздухе. Возле хлебного ящика стоял Зорик и с самым невозмутимым видом поедал ломоть «бородинского».

В честь дорогого гостя состоялся настоящий пир. Чего только не перепробовал олененок! Его потчевали и брусникой, и малиной, и сухими фруктами, и сахаром. Тетя Дуся только ахала и горестно разводила руками, подсчитывая убытки от нового нахлебника.

В самом деле, олененок очень скоро усвоил расписание в летней столовой и никогда не опаздывал к завтраку, обеду и ужину. Чаще же являлся первым, чтобы раньше всех снять пробу.

Диковатость его день ото дня исчезала и проявлялся веселый шаловливый нрав. Игривое настроение накатывало на него обычно после еды. Чего он только не вытворял тогда! Вихрем носился по лагерю, как на крыльях, перелетая через скамейки, байдарки, расчалочные веревки палаток. А не то пускался вальсировать, гарцевал, кружился на месте.