Живая защита - [96]

— Нашим механизаторам прикажу для каждого участка сделать по машине, по такой же.

— Это правильно.

«Не ты один умный. Ишь ты, правильно… Будто от твоего одобрения что-то зависит».

— Экономический эффект от многих машин будет больше, чем от одной, увеличится и авторское вознаграждение. Понял?

— Чего же не понять? Выплачивать положено.

«Фигу тебе, если даже и положено! Повезло, вот в чем дело. Чуть-чуть ты выиграл. Только и всего…»

— А теперь об очередной задаче. Начинаются работы по электрификации. Нам и другим предприятиям узла приказано выделить рабочих. Снимай своих людей — и амба. Оставь только обслугу измельчителя.

— Да ты что-о! Кроме рубки кустарника на участке уйма других дел.

— Поможем. Задание выполним и всех людей — тебе.

— А другим участкам кто будет помогать? С других участков тоже будешь снимать людей?

— Конечно. Много ли твоей горсткой сделаешь? А насчет помощи — это моя забота. Организую.

Щедрость с измельчителем Павел раскусил. Видимо, сейчас главное для Тузенкова не шлагбаум перед Павлом. Не случайно отношение к измельчителю изменилось в день приезда Дементьева. Побаивается чего-то Владимир Анатольевич.

— Рабочих с участка снимать не буду.

— Вот как? — улыбнулся Тузенков. Так смеются сильные люди над недалекими простачками. — А я приказываю.

Опять улыбнулся. Что дальше придумаешь, товарищ Барумов?

— Приказывай… Выполню… Только не в устной форме.

— Вот как? Зачем бумажка? Не все ль равно?

— Ты с меня требовал документ? Не забыл? Вот и я требую. Получу письменный приказ, выполню его, об этом безобразии сразу доложу вышестоящему начальству. Не думаю, что одобрят твой метод работы.

Уперся, как баран в новые ворота… Тузенков уже не улыбался. Даже хорошо, что Барумов предупредил. Мог бы выполнить устный приказ, а потом нажаловаться. Последних рабочих с участка отобрали… Вонь пойдет. Дементьеву не понравится. Кто знает, чем могло бы обернуться? Ну и человек… Да неужели без его людей нельзя обойтись?

— Вот что… Уходи!

Проследил, как Барумов мешковато поднялся со стула. Похоже, что осточертела ему такая милая беседа. Нервишки пошаливают, хотя и сдерживается. Ушел. Не хлопнул дверью в сердцах, не бросил на прощание злого взгляда. Аккуратно прикрыл за собою, будто ничего не произошло.

Тузенков надавил на кнопку, и в кабинет заглянула Лидия Александровна.

— Как вы его выносите? — спросила с душевной теплотой. — Ну и терпение у вас!

— Ничего, не такое выдерживали. Вот что, обзвоните начальников участков, разумеется, кроме Барумова. Приказ: с завтрашнего дня всех людей передать в распоряжение электрификаторов. Временно.

Лидия Александровна не поспешила заверить, что обзвонит немедленно. Она впервые осмелилась высказать свое мнение молодому начальнику.

— Весна, посадки сорняками зарастут, погибнуть могут…

— Ничего, от этого поезда не остановятся. Надо всегда ориентир держать на главное.

— Смотрите, вам виднее. Я подумала, может быть, вы забыли о сорняках… Владимир Анатольевич, можно к вам с просьбой? Дементьев, когда был у нас начальником, обещал мне квартиру. Отдельную секцию.

— Зачем? У вас дом.

— Надо, Владимир Анатольевич. Дело к старости, а, сами понимаете, дровишки, уголек, вода — не под силу будет. Дом продам. Как бы мне свидеться с Андреем Петровичем? Он, говорят, приехал.

«Андрей Петрович хорошо относился к ней», — вспомнил Тузенков.

— Устрою. Как только вызовет меня, пойдем вместе.

— Господи! Большущее спасибо! Сейчас же обзвоню!

Вскоре донесся ее крик. Лидия Александровна отчитывала старшую телефонистку за то, что слишком долго приходится ждать линию. Надо немедленно соединить со всеми участками! Дело самое неотложное…

У ворот мастерских Павел неожиданно столкнулся с худощавым корреспондентом. Тот протер толстые очки, с дружеской непосредственностью протянул руку.

— Специально к вам…

— Это зачем же?

— Насчет машины. Письмо получили от Зимарина. В управлении проконсультировались — надо, говорят, другим наука…

Робкая отталина затеплилась в душе. Павел тут же вспомнил свое письмо в редакцию и ликование Дементьева.

— Да… вот как получается, — проговорил он. — Так что же от меня нужно?

— Поначалу покажите машину, потом побеседуем. Как вам удалось, как задумка возникла, ну и вообще…

— Вот она, смотрите сколько хотите, фотографируйте, если надо. Только машину! Но не меня…

— Зачем вы так… Неужели с той поры обиду сохранили? Если бы спокойно продумали все, то сами увидели бы — не на что обижаться.

Корреспондент поправил очки.

— Ладно, с вами воздержусь. Толку все равно будет мало. Пойду к Зимарину.

Придерживая торчавший из кармана блокнот, он отвернулся от Павла и пошел в контору.

4

В очередном номере дорожной газеты Павел увидел свой портрет — копию фотокарточки из личного дела. Странное чувство наполнило его, когда рассматривал свое и уже не совсем свое, с официальной отчужденностью лицо. Приятно было и горько. Эту статью и этот портрет делали те же руки, что писали о Дементьеве… И портрет странный. Брови черные, широкие — его; волосы, тяжело уложенные на правую сторону, тоже его. А вот в глазах редакционный ретушер ухитрился сделать мгновенный испуг. Павел будто впервые в жизни заметил на себе устрашающий взгляд стеклянного объектива и вздрогнул. И несуществовавшее мгновение замерло на газетной странице.