Живая защита - [2]
Женька осталась на кордоне. И всю ночь мягкие теплые руки ее скользили по его волосам, шее, груди.
— Паша! Пашенька-а! — шептала Женька. — Судьба наша вместе. Тебе стыдно в селе, люди недоучкой считают, и мне — брошенная. А в лесу нам в самый раз. Свыкнутся в нашем Петровском, что мы одна семья, и все у нас пойдет рядочком.
А утром, как всегда, пришла мать, порядок наводить. Увидела, обомлела.
— Это что ж такое? — спросила неизвестно у кого.
Ответ у Павла был заготовлен заранее.
— Ничего… Женой будет, — сказал он, как о давно решенном деле.
Евдокия Сергеевна приложила к глазам концы ситцевого платка и вышла в сенцы.
Обе двери были заперты. За одной плакала мать, за другой полураздетая Женька сидела на кровати и подсовывала под себя одеяло. Она ждала, что Евдокия Сергеевна вот-вот войдет. Войдет и заскандалит. А может быть… благословит? В томительном ожидании смотрела Женька на дверь.
Павлу ясно, что без Женьки на лесном кордоне он не будет. Как другие парни находят жен, для него безразлично. Какие разговоры пойдут по селу — тоже все равно. Правда, еще вчера даже не помышлял о Женьке, но сейчас он считал себя обязанным жениться. Нечестно было бы отвернуться после совместной ночи. Он вышел в сенцы и набросил на плечи матери свой пиджак.
— Прохладно…
Мать стояла, прислонившись к стене, будто высматривая что-то около порога.
— Не сердись, мама. Давай поговорим одни.
Евдокия Сергеевна будто очнулась.
— Одни? — скорбно спросила она. — А чего нам бояться?
— Тогда пошли в дом…
— Что ж, пошли.
Женька, уже одетая, с уложенными на скорую руку волосами, стояла у окна.
Евдокия Сергеевна вынула из нетопленой печки чугунок, пильнула ножом по краюхе хлеба, двинула по столу деревянную солонку.
— Ешьте.
Когда сели за стол, обвела слезливыми глазами Павла и Женьку.
— Какой позор… И не стыдно… — Плечи ее дрогнули, но она, сжав губы, выдержала и не разрыдалась.
И вдруг Женька рванулась к ней, схватила за руку.
— Стыдно, тетя Дуся! Стыдно! Глядеть на свет неохота. Но что делать? Не вешаться же, тетя Дуся! По-человечески жить охота.
Женька припала мокрыми от слез щеками к руке Евдокии Сергеевны, запричитала:
— Знаю, что так нельзя! Стыдно… А как быть? Ждать чего? Что говорить обо мне станут? Уж была бы вдовой, а то — брошенная! И за что все это, тетя Дуся? Я хотела по-хорошему… А в лесу нам с Пашкой самое житье. Ни тебе сплетен, ни косых взглядов. Пускай в Петровском полоскают наши косточки. Посудачат, да и перестанут. Нам в лесу от этого больно не будет…
— Тебе, конечно, хорошо. А за что на моего сына такая напасть? Доля его обошла?
— А я иль плохая доля? Со мной Пашка не пропадет.
— Та-ак… А что же ты молчишь, сынок? — спросила мать.
Павел вздохнул, выждал, чтобы женщины немного поостыли.
— Женьку я не брошу, — заявил он.
И тогда Евдокия Сергеевна посуровела.
— Не бросай, дело твое. Но я — мать. Ты думаешь, мне все равно, как ты будешь жить и с кем? Ты еще света белого не видел, только начинаешь понимать, что к чему. Горько мне, сыночек!
Она говорила гневно, глядя на Павла в упор, и от ее слов у него что-то дрожало внутри, становилось холодно.
— Я все могу простить. Но она после своего замужества детей не заимеет. Как жить без детей будете?!
Женька хлопнулась лбом о стол и обхватила голову руками.
— Все равно Женьку не брошу, — твердил Павел.
В тот раз Павел провожал мать до самого Петровского.
— Может быть, передумаешь, мама? Согласишься?
— Не упрашивай, — непреклонно отвечала Евдокия Сергеевна.
Всю зиму Женька прожила на лесном кордоне. Весной за молодыми неожиданно приехал Егор Матвеевич, мешковато, неловко слез с велосипеда.
— Закрывайте казенную халупу и — домой! — приказал он. — Гостей полон двор. Неловко без вас.
— Мне… тоже? — спросила Женька, уверенная, что ей у Барумовых делать нечего.
— И тебе, конечно! — весело пояснил Егор Матвеевич.
Женька ринулась к сундуку.
У Барумовых — веселая суета. Деду Пантелею — восемьдесят пять лет. По этому случаю собралась близкая и дальняя родня, многих Павел давно уже не видел. Дружно расставлялись скамейки вокруг столов, вытянувшихся в длинный ряд. Старший сын Барумовых не приехал, вот что плохо. Письмо прислал: не отпустило командование, в летние лагеря надо выезжать. А так — вся семья была бы в сборе…
— Располагайтесь, дорогие гостечки, — приглашала хозяйка.
Егор Матвеевич ставил стаканы. Гремел табуреткой, усаживаясь, дед Пантелей. У двери с молчаливой напряженностью стояли бабы из соседней Аленовки — дальняя родня Барумовых. Они ждали особого приглашения, готовые в любую минуту обидеться на хозяев за то, что их не выделяют из всех гостей.
Женька стояла недалеко от них, одетая в самое лучшее свое платье из тончайшего шелка, усеянного желтыми мотыльками на ярком розовом поле. Она помогла бы Евдокии Сергеевне ставить закуски, разливать квас по кружкам, если бы та сказала хоть одно слово или взглянула бы по-доброму. Но Евдокия Сергеевна ее не замечала.
Долго и чопорно рассаживались аленовские бабы. Егор Матвеевич поставил перед ними две большие чашки со студнем.
— Это для начала, закусочка, — сказал он.
— Спасибочки, не голодные, — послышалось в ответ.
1942 год… Фашистская авиация днем и ночью бомбит крупную железнодорожную станцию Раздельную, важный стратегический узел. За жизнь этой станции и борются герои романа Виктора Попова «Один выстрел во время войны». В тяжелейших условиях восстанавливают они пути, строят мост, чтобы дать возможность нашим воинским эшелонам идти на запад…
Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.
Ким Федорович Панферов родился в 1923 году в г. Вольске, Саратовской области. В войну учился в военной школе авиамехаников. В 1948 году окончил Московский государственный институт международных отношений. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, откуда с четвертого курса по направлению ЦК ВЛКСМ уехал в Тувинскую автономную республику, где три года работал в газетах. Затем был сотрудником журнала «Советский моряк», редактором многотиражной газеты «Инженер транспорта», сотрудником газеты «Водный транспорт». Офицер запаса.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.