Живая вода времени - [6]

И со смертью – бессмертье во мне.

Памяти незабытого поэта

Он не менял поэзию на жизнь.

Он в Слове жил, как вечности посланец.

Он повторял, угрюмо глядя в высь:

«В родной стране я, словно иностранец.»

О, как прекрасен на закате свет!

Но зримому и явному не верьте.

Он был поэтом. Умер как поэт.

Но стал вдруг человеком после смерти.

За пределом

Вспыхнул стог в темном поле, и душа на пределе, —

И не ведаешь воли, и не ведаешь цели.

Темен жребий Отчизны в торжестве круговерти,

И предчувствие жизни, как предчувствие смерти.

И душа вместе с телом на обрыве дыханья,

Будто все за пределом, за пределом сознанья.

За пределом незримым только воля Господня!

И летит стылым дымом в небо стог прошлогодний.

И предчувствие смерти, как предчувствие жизни, —

И в земной круговерти, и в небесной Отчизне.

Нет нигде человека без Божественной воли.

На околице века вспыхнул стог в темном поле.

В незримых снах

Я вижу незримые сны.

Пусть бесится время слепое.

И пенье погибшей волны

Я слышу в дыханье прибоя.

В нездешних, серебряных снах

Я душу спасти не пытаюсь.

В снегах, как в горящих стогах,

От страстной любви задыхаюсь.

Но вечность со мной до конца!

И нет мне спасенья со всеми.

И пусть разбивает сердца

Слепое, неловкое время.

Недвижна незримая высь

В земной и в небесной Отчизне.

И вечность огромней, чем жизнь,

И, может, бессмертнее жизни.

Я вижу незримые сны, —

И бесится время слепое.

Но пенье погибшей волны

Все явственней в гуле прибоя.

Ночное одиночество

Сердце, словно валенок в пыли,

А душа, как рыба в липкой тине.

Слава Богу, жители Земли

Позабыли обо мне, кретине.

Позабыли на два, на три дня.

И за эту милость, слава Богу!

И во тьме, как ангел из огня,

Выхожу один я на дорогу.

Ухожу в туман родных равнин,

В темный знак вопроса обращаюсь.

В никуда бреду совсем один,

Но домой с любовью возвращаюсь.

Это все – незримый, чудный сон.

Это все – мечта моя глухая,

На отшибе сгинувших времен,

У ворот потерянного рая.

Это все – в незримом далеке!

И один, во тьме безумных истин, —

Весь я, точно палец на курке,

Эй, не подходи ко мне на выстрел!..

* * *

Я все время моложе других,

Даже тех, что ушли молодыми.

Я не слышу себя средь глухих,

И внимаю молчанью с немыми.

Обращаю мгновенья в года,

И года обращаю в мгновенья.

И заветная гаснет звезда

В темном омуте стихотворенья.

Но не мыслю себя без любви,

Без единых заветных мгновений,

От земли отрываясь в крови,

Как дитя одиноких растений.

Ничего вспоминать не хочу,

Забываю, как сон, свое имя.

Будто равный, с немыми молчу,

Говорю, будто равный, с глухими.

* * *

Распахнут мир во все концы, —

И нет пределов совершенству.

Ничтожны мира мудрецы

В бесплодных поисках блаженства.

А все пытают смыслом – жизнь —

Пред бездной вечного забвенья.

Но смысл, увы, давно не смысл, —

И разум – недоразуменье!..

Из английской жизни

Он называл ее женой.

Теперь, увы, зовет сестрой,

Сестрой немилосердия.

Но братом ей не станет он.

Любовь былая, будто сон, —

И нет во сне спасенья.

И нет спасенья никому, —

Кто обращает свет во тьму

В безумье обладанья.

Молчание – не тишина.

Любовь молчанью не нужна!

И ни к чему рыданья.

Грядущее

Все скупее земные желанья,

И напрасно галдит воронье.

Отступают пустые мечтанья,

И ничтожно неверье мое.

И внимает душа настоящему,

И грядущие сны далеки.

И уносятся листья скользящие

По теченью осенней реки.

Может, сбудется самое лучшее!

Но бессчетно сжирая года,

Никогда не наступит грядущее.

НИКОГДА! НИКОГДА! НИКОГДА!..

В июльских дождях

Пролетел легкокрылый июнь,

Где мы были навек молодыми.

Стало время седым, будто лунь,

И мгновения стали седыми.

Мы угрюмо молчим о своем,

Будто в бездну на миг заглянули.

Как слепые по травам бредем

За слепыми дождями июня.

Но бессрочный июнь впереди,

И мгновенья без убыли света.

И прозреют слепые дожди

На околице вечного лета.

* * *

Презрев пустое время,

Судьба дает отсрочку.

Но медленно и верно

Я обращаюсь в точку.

И все ж еще поется!

И в даль иду по росам.

И пусть в лицо смеется

Огромный знак вопроса.

Я вечен в невозможном,

Где рай не помнит ада!

Где никому не должен,

Где ничего не надо.

Памяти Селинджера

Кто-то верит безумию зла,

И не ждет всепрощенья от Бога.

И поет золотая игла

В черном пепле сгоревшего стога.

Кто-то верит безумию лжи,

Кто-то правде не верит в безумье.

И над пропастью бродят во ржи

Одинокие звери безлунья.

Я могу эту жизнь позабыть

За оградою вечного сада.

Я могу сам себя повторить,

Но любви повторенья не надо.

Что мне тайная пропасть во ржи?!

Что мне темная зависть безумья?!

Коль привольно в потемках души

Одинокому зверю безлунья.

* * *

Все темней этой жизни стезя.

Напролет в темном поле ни зги.

Умирают до срока друзья.

И бессрочно плодятся враги.

И плодится завистное зло.

И в стогу задохнулась игла.

А кому-то опять повезло:

Он поверил в безумие зла.

Этот мир повредился в уме, —

И безумье выходит на круг.

И друзья затерялись во тьме,

И друзьям я сегодня – не друг.

И молчу я один без огня.

Опрокинулась ночь, как овраг.

И врагов нынче нет у меня,

Ибо я – сам себе – главный враг.

«Бессмертному»

Бессмертье заплутало где-то,

А смерть, увы, свое берет.

Вот тот умрет! И тот!.. И этот!..

Но этот?! Этот не умрет.

Ему до Бога нету дела

В потемках дьявольских времен.

Его душа давно истлела,

И смерть, как жизнь, обманет он.

Он – царь-упырь! Он призрак века.