Живая память - [2]

В сугробах, припудренных свежей порошей, как оспины, виднелись воронки. Поляны чередовались с лесами - деревья посечены, торчали пеньки с расщепленными краями. Близ дороги встретили странную поленницу, накрытую смерзшимся брезентом. Это сложены трупы немцев, собранные с поля. Враг уходил поспешно, не успев предать земле погибшее воинство.

Был еще один привал-дневка. В город Сухиничи вошли после полудня.

Немецкая артиллерия еще доставала железнодорожную станцию и окраину города, но огонь ее становился все реже.

Побитый город, похожий на большую деревню, сохранил редкие, пригодные для жилья, помещения. Местное население на улицах не показывалось.

Мы со взводом выбрали пустующий дом, в котором уцелели окна. Закрыли двери, натаскали дров, затопили печь.

Размахивая руками, прибежала хозяйка:

- Кто разрешил вам? Это частный дом, а не солдатская казарма! Я пойду жаловаться! Убирайтесь отсюда...

Утомленные дальним переходом и смущенные таким приемом, мы ушли. В другой хате, сильно разбитой снарядами, завесили палатками пробоины, разожгли огонь в уцелевшей печи. Люди поели и легли отдыхать. Меня пригласили в квартиру неподалеку.

Там рассказал о приеме, оказанном на соседней улице.

- Э, не слушайте ее. К немцам она относилась совсем по-другому. Немцев она приглашала на постой, а вот к своим...

Отдохнуть не удалось. Через полчаса меня вызвал комбат:

- Поедете на рекогносцировку. Мы прибудем позднее.

Оседлав лошадь, я пристроился к собравшейся группе, возглавляемой заместителем командира полка.

Дорога вела в сторону мрачного и грозного гула на переднем крае. В опустившихся сумерках стали видны всполохи света.

Ехали долго, в основном шагом. Острота ожидания встречи с линией фронта постепенно притупилась. Мы не торопились. Наверное, потому, что встреча эта ничего приятного не сулила.

Первый бой

Под утро, отыскав нужную войсковую часть, мы остановились у какой-то избушки, одиноко стоящей на заснеженном поле. Поставив у изгороди лошадей, вошли в избу. На полу вповалку в разных позах лежали солдаты, и так густо, что ступить буквально было некуда. Два окошка избы заткнуты соломой - для тепла. Печь не топилась, но от дыхания множества тел было сравнительно тепло. Найти место среди этих людей было непросто. Подвинув чьи-то руки, я устроился у дверей на клочке соломы. После двух бессонных ночей отдых был необходим. Ослабив воротник, уткнулся носом в полушубок и дремал, стараясь ни о чем не думать.

Прошло какое-то время.

Неожиданно раздался оглушительный протяжный рев, солома из окон с дымом и паром влетела в избу на головы спящих, нас обдало брызгами плавленного снега. Что случилось?

Но к событию здесь отнеслись спокойно:

- Это наши "катюши"!

Две установки реактивных снарядов (РС), ночью нами незамеченные, стояли рядом с избушкой перед окнами, а их залпы оповещали о начале "рабочего дня".

Наступление началось еще в декабре под Москвой. 16-я армия под командованием генерала Рокоссовского, ошеломив противника неожиданной силы артиллерийским ударом, прорвала оборону и обратила немцев в бегство. За три месяца боев оккупанты откатились на многие десятки километров к западу и югу от Москвы.

Наша сибирская дивизия подошла, чтобы включиться в наступление. Мы не знали ее номер, а наш 41-й артполк назывался войсковой частью 4001 и имел индекс полевой почты.

Огневые позиции (ОП) первого дивизиона зам. командира полка капитан Ларионов наметил у небольшой деревушки, насчитывающей десяток домов. Рельеф местности позволял расположиться на склонах, обращенных к нам.

ОП своей батареи мы выбрали на огороде.

Сзади, метрах в семидесяти, хата, обогревающая бойцов во время пауз. Жители деревушки оставались на местах, а мы оказывались у них на положении квартирантов.

5 марта стало для нас началом боевых действий.

Командир батареи со взводом управления, разматывая за собой телефонный провод, еще ночью ушел к пехоте километра на два вперед.

Мы установили орудия. Артиллеристы заметно волновались перед первым боем.

Четырехмесячное пребывание в училище (плюс две недели карантина) полноценными артиллеристами нас не сделало (война торопила: вместо трех лет обучения - четыре месяца!). Изучение уставов и наставлений, ежедневные тренажи и жесткий 11-часовой учебный регламент не оставили времени на боевую стрельбу. Практика начиналась теперь, в реальных условиях. Первый выстрел поэтому ожидался как на испытательном полигоне - мы не знали еще полученную систему орудия (образца 1936 года) и того, что подскажет практика.

...Орудие при выстреле попятилось, чего не должно было быть - мерзлые стенки канавок под сошниками разрушились. Строптивую систему водрузили на место, а сошники укрепили. Но после третьего выстрела она сорвалась снова.

- Что у вас там - орудие пляшет, что ли? - возмутился командир батареи, потребовав меня к телефону.

Я объяснил.

- Голова! Думать надо!

Напряжение было таким, что пот выступил на лбу - несмотря на холодную погоду.

Спешная долбежка мерзлой земли, предельное заглубление сошников, чтобы усмирить непокорную пушку... Жарко! Первую пристрелку закончили. Можно было удовлетвориться проделанной работой, но...