Жития радикальных святых: Кирилл Белозерский, Нил Сорский, Михаил Новоселов - [20]

Тщеславие

Это удовольствие принимать восхищение от какой-то аудитории. Тщеславию обязательно нужны зрители, хотя бы воображаемые. Средства против тщеславия – не принимать похвал внутренне (внешне тоже не надо за похвалы благодарить, а лучше молчать; это, впрочем, не из Нила Сорского, а из других отцов). Нужно вспоминать собственные реальные грехи, которые могут быть неизвестны тем, кто хвалит. Для новоначальных монахов нередко создаются такие ситуации, которые бьют именно по их тщеславию, и это правильно, так как тщеславие – стремление «выглядеть» в чьих-то глазах – обычно загрязняет добродетели новоначальных. В силу специфики аудитории Нил говорит о тщеславии кратко и больше в контексте того, как надо не принимать похвал. Очевидно, скитских монахов часто хвалили. Монашеское отвращение к человеческой похвале, даже внутри монашеской среды, проявлялось у Нила в полной мере, как мы увидим из его завещания: посмертное почитание его как святого ему было бы также противно.

Гордость

Гордость не является синонимом тщеславия, так как гордость не просто не требует, но и не терпит аудитории. Гордость радуется собственному значению в собственных глазах. Поводы для гордости могут быть самыми разными: от совсем нелепых, вроде умения красиво петь в церкви или знатного происхождения (которого, пишет Нил, скорее, подобало бы стыдиться, – это он явно про себя) до достижения добродетелей. Гордость, возникающая от внешних поводов, отсекается приблизительно теми же методами, что и тщеславие: в частности, стремлением в любой ситуации встать или сесть на последнее и наименее почетное место. Тут внешнее смирение постепенно будет воздействовать на внутреннее. Но гордость по внутренним поводам (из-за собственной исправной жизни) нельзя победить никакими внешними средствами, и это важнейшая борьба для монаха. Тут нужно понимать, что само по себе появление подобных помыслов еще не есть грех, пока мы их не приняли и не стали с ними соглашаться. Если мы при первом же появлении отбиваем такие помыслы молитвой, то мы в них и не виноваты. Если же этого не делать, то труд всей жизни будет навечно погублен.

Споры о Церкви

С 1490 года Нил Сорский и Паисий Ярославов, будучи неформальными, но общепризнанными лидерами заволжских старцев (так называли старцев монастырей в районе Белозерска и Вологды), оказываются вовлечены в обсуждение общецерковных и церковно-государственных проблем, которые при их жизни так и не разрешились: соответствующие дискуссии будут продолжаться весь XVI век, а последствия этих дискуссий отразятся и на всей последующей истории Российской церкви (поэтому они остаются актуальными до сих пор). При жизни Нила, однако, определятся два принципиально разных подхода – подход «нестяжательский», то есть церковной партии (не надо бояться этого слова) Нила и его учеников и единомышленников, и подход «иосифлянский», то есть церковной партии игумена Волоколамского монастыря Иосифа (†1515). Иосиф Волоцкий был учеником Пафнутия Боровского (†1477), а тот был «духовным внуком» Сергия Радонежского. Разрыв между иосифлянами и нестяжателями стал внутренней катастрофой русской исихастской традиции в ее четвертом поколении – поколении Нила Сорского и Иосифа Волоцкого.

С обеих сторон действовали люди верующие и убежденные. Если среди иосифлян и было много проходимцев, то можно не сомневаться, что не ими одушевлялось их церковное движение. Если бы в таком же фаворе у властей оказались нестяжатели, то и у них бы возникли аналогичные проблемы с чистотой кадров.

Мы не сможем тут говорить об истории этих движений в целом, так как для этого понадобилось бы рассматривать весь русский XVI век, а скажем лишь о том, как эти движения друг с другом разошлись, и почему благочестивая лакировка истории бессильна замазать этот продольный разлом вдоль русской духовной жизни. Мы будем говорить лишь о том, в чем успели разойтись уже сами Нил и Иосиф, а не следующие поколения их учеников.

В обострении конфликта свою роль сыграла власть московских митрополитов, а вернее, фактическое ее отсутствие. Вялотекущий конфликт между Иваном III и митрополитом Геронтием (1473–1489) обернулся ослаблением и почти исчезновением центральной церковной власти. Избранный после его смерти по протекции придворных митрополит Зосима (1490–1494) и вовсе увел авторитет церковной власти далеко «в минус». Исследователи не склонны верить Иосифу Волоцкому, который был убежден в приверженности Зосимы ереси жидовствующих, но склонны верить, в большей или меньшей степени, другим свидетельствам современников, приписывавшим Зосиме пристрастие к винопитию, мужеложеству и почему-то даже скотоложеству. Можно себе представить, как на фоне такого «святителя Московского» смотрелся сосланный в Ферапонтово аскетичный митрополит Спиридон, которого предписывалось считать раскольником. Тут не только заволжцы, но и Новгородский архиепископ Геннадий позволял себе публично высказывать уважение к Спиридону. Низложение Зосимы за аморальное поведение в 1494 году отнюдь не выбросило его на обочину церковной истории: он жил в центральных монастырях, Симоновском в Москве и потом в Троице-Сергиевом, причем еще в 1496 году служил там по чину действующего митрополита, то есть сохранял часть своего влияния в придворных кругах. Это не могло не сказываться и на авторитете следующего митрополита Симона (1495–1511), который не имел никакой самостоятельной роли в треугольнике нестяжатели – иосифляне – великий князь.