Жития радикальных святых: Кирилл Белозерский, Нил Сорский, Михаил Новоселов - [18]

Но зачем так много именно Псалтири? Что в этой Псалтири такого уж суперчудесного, особенно, когда ты уже знаешь ее близко к тексту, а там все одно и то же? Сейчас я буду делать вид, будто могу ответить на этот вопрос, хотя самый главный мой ответ будет, скажу честно: «Не знаю. Но факт. Можно проверить». Ответить более конкретно труднее, хотя и возможно. Псалтирь проводит человека через разные состояния, в которых он может оказываться – как в житейском, так и в духовном смысле. Если все время напоминать себе ее ключевые фразы, то получится, что в каждом состоянии тебе есть что сказать и что делать. Например, «обыше́дше обыдо́ша мя, именем Господним противля́хся им» – о том, что когда со всех сторон напирают враги (хоть физические, хоть помыслы, хоть духовные, то есть бесы), нужно призывать имя Господне как абсолютно надежное оружие; или: «не умру, но жив буду и повем дела Господня» – то есть я буду жив и своей жизнью (прежде всего именно ей, хотя и словами тоже) буду проповедовать дела Божии; «помянух Бога и возвеселихся», и так далее. Если ты постоянно читаешь Псалтирь, то в нужные моменты нужные фразы тебе будет подсказывать даже не головной мозг, а спинной.

Насколько это действенно, может судить только тот, кто этим живет, но для остальных можно привести небольшую иллюстрацию из психологии. Каждый из нас имеет представление о паническом страхе, то есть таком страхе, который парализует волю и лишает способности к адекватным действиям. У психически здоровых людей такой страх возникает тогда, когда они видят опасность, но не видят, что им делать. Но человек, который знает, что, в любом случае, надо призвать имя Господне и помолиться, а только потом думать о дальнейших действиях, отделен от источника страха как бы пуленепробиваемым стеклом. Кстати говоря, без такой внутренней защиты было бы очень затруднительно жить в лесу или в других экстремальных условиях, в которые может завести монашеская жизнь. Кто-то возразит, что то же самое может давать какая-нибудь йога. То же, дане то: на уровне психологии, действительно, особой разницы нет, так как различия начинаются по ту сторону психологии, и именно там находятся жизненные цели, ради которых люди готовы переносить тяготы.

Восемь помыслов

Самое большое, хотя тоже довольно краткое сочинение Нила – книжица из одиннадцати разделов. Она не дошла в автографе Нила, но одна из сохранившихся рукописей была написана в его скиту при его жизни. Оригинальное название произведения – «От писаний святых отец о мысленом делании: что ради нужно сие и како подобает тщатися о сем» («Из писаний святых отцов о мысленном делании: чего ради нужно оно, и как подобает стараться ради него»). В науке за ней утвердилось вводящее в заблуждение название «Устав», хотя того, что обычно называют уставом, в этой книжке (в отличие от «Предания») как раз и нет. Но зато там есть другой устав – устав для обращения со своими мыслями. Похожая книга Иоанна Кассиана тоже называлась «Уставы», хотя она включала описания и внешней жизни монахов. «Устав» Нила Сорского, как видно из самого авторского названия, является компилятивным произведением. В современной науке более-менее точно установлены источники Нила, но на русском языке трудно найти даже просто ссылку на то издание, где все источники подробно расписаны. Это сделано в комментариях к переводу всех творений Нила на новогреческий язык – в составе толстого тома на новогреческом, изданном православным монахом швейцарского происхождения Василием Гролимундом в 1985 году (родной язык отца Василия – немецкий).

Любой святоотеческий свод практической психологии – это некая теория наших мыслительных процессов с указанием тех моментов, когда мы начинаем думать или чувствовать категорически не то, что нам бы как христианам хотелось, – и, разумеется, советы, как с этим бороться. Без подобной теории совершенно невозможно избавиться от того, что обычно у людей в голове в течение всего дня, – беспорядочно чередующихся воспоминаний, страхов, эйфорий, обрывков мелодий, мысленных диалогов с кем попало ни о чем и тому подобного. А христианство предполагает, что нужно иметь внутри память Божию и молитву, а не ходить целый день с головой, забитой всем этим мусором (который к тому же имеет свойство вонять и разлагаться, то есть приводить к дальнейшим и более тяжелым грехам). Если не следить за своей внутренней жизнью – на языке христианской аскетики это называется «блюдением помыслов», а также «мысленным», или «умным» деланием, – то совершенно невозможно усвоить или хотя бы выслушать с минимальным вниманием церковное богослужение, да и вообще христианином быть нельзя. В современных условиях человек, так и не начавший следить за своим внутренним миром, быстро (года за два, реже три) перестает увлекаться церковным христианством, если только он не успел стать церковным чиновником или попом; если успел – то получается знакомый тип церковника, который ни во что не верит.

В голове у христианина должны быть мысли о работе и молитва; то, что допускается сверх этого, должно быть мыслями, ведущими к душевной пользе, своей и окружающих. На практике попытки следовать этому правилу пресекаются нашествием разных так называемых помыслов, и поэтому важно научиться эти помыслы отбивать – а иначе будет не христианская жизнь, а подделка. Чтобы эти помыслы отбивать, надо уметь их определять, а также понимать, отчего они возникают и как следуют друг за другом. Для этого в IV веке монахи (видимо, египетские) разработали прекрасную классификацию греховных помыслов, которых всего насчитывается восемь типов. Эта классификация имеет свои корни в раннехристианских и иудейских традициях, но она гораздо более совершенна технически. Интересно, что очень много внимания в своих сочинениях ей уделил Иоанн Кассиан, и эти его сочинения были переведены на греческий язык. Очень популярный в Византии и на Руси трактат «О восьми помыслах», известный под авторством Нила Синайского, – на самом деле, сокращенное изложение этого греческого перевода из Иоанна Кассиана. Этот трактат был в числе образцов, на которые ориентировался Нил Сорский в своем «Уставе» (а сам Нил Синайский, святой V века, был, скорее всего, тем святым, чье имя Нил Сорский получил при постриге).