Жития радикальных святых: Кирилл Белозерский, Нил Сорский, Михаил Новоселов - [14]

Новый Иоанн Кассиан

В общем смысле слова, скитской образ жизни – это нечто среднее между общежитием и отшельничеством. Впервые эту форму монашеской жизни создали египетские монахи IV века в крайне уединенном и отдаленном месте египетской пустыни, называвшемся по-гречески Скит, а в коптском оригинале Шиэт. От ближайшего монастыря, Нитрийского (уже тоже вполне пустынного), туда нужно было идти ночь, ориентируясь по звездам; если сбиться с дороги, то выжить под дневным солнцем посреди пустыни особых шансов не было. Подлинной этимологии слова «Шиэт» не знают до сих пор, а народная монашеская этимология переводила топоним как «вес сердец», возводя этот образ к древнеегипетским и христианским легендам о взвешивании сердец на посмертном суде. Затем в истории бывали разные скиты (это имя из собственного сделалось нарицательным) с разными уставами, но общая идея всегда была одинаковой: монахи живут в труднодоступной местности каждый по одному, но при этом имеют регулярные общие богослужения и подчиняются общему уставу.

В XIV веке своеобразная форма так называемого скитского устава распространилась на Афоне, особенно среди славяноязычного монашества. Сегодня этот текст известен только по-славянски, хотя нельзя быть уверенным, что у него не существовало греческого оригинала. Не менее двух экземпляров скитского устава имелось в библиотеке Кирилла Белозерского, который оттуда многое заимствовал для устава собственного монастыря. Скорее всего, Нил видел эти тексты еще в Кириллове, но со скитским уставом в жизни он мог познакомиться только на Афоне.

В конце IV века, в 390-е годы, Скит посетил монах из западной части христианского мира, Иоанн Кассиан. Он прожил там сколько-то лет и многому научился от тамошних старцев, оставив после себя несколько книг на латыни. Еще позже, около 415 года, он воспользовался полученными знаниями, чтобы основать монастыри в Галлии, близ Марселя. Уставы этих монастырей и книги Иоанна Кассиана окажут огромное влияние и на западное монашество, и даже на византийское, так что часть его трудов переведут с латыни на греческий. Окажется, что он внимательней и подробнее всех записал то учение старцев, которое в их среде передавалось устно. Когда традиция жива, никто не хочет думать о потомках и никто не фиксирует письменно тех деталей, которым легче научиться при личном общении. Поэтому столь драгоценны свидетельства внимательных чужестранцев-гостей.

По отношению к Афону времен начала турецкого владычества Нил Сорский стал таким Иоанном Кассианом. Сам характер его сочинений, о чем мы еще поговорим, крайне близок к тому, что писал Иоанн Кассиан. Это показывает, что и цели, с которыми он собрался на Афон, были похожими. Нил видел, что типичные для Руси формы монашеской жизни, когда-то давшие ей столь многих святых подвижников, более не способны сопротивляться давлению мира сего. Если он отправлялся на Восток с надеждой вернуться, то целью его мог быть лишь поиск нового способа монашеского жития – устойчивого в той едкой агрессивной среде, в которой теперь предстояло выживать русскому монашеству.

Главный принцип этого выживания он сформулирует уже после возвращения в Заволжье в письме к своему ученику Гурию Тушину в Кирилло-Белозерский монастырь: надо руководствоваться «божественными писаниями», но при этом иметь в виду, что «писаний много, но не все они божественные» («Писаниа бо многа, но не вся божествена суть»). «Божественными писаниями» тогда называлась не только Библия, но и все боговдохновенные писания святых отцов, так что это был совет «спасаться по книгам», но при условии правильного их выбора. Совет был актуален для монаха Кирилло-Белозерского монастыря той эпохи, когда обрести там себе духовного наставника было едва ли возможно; впрочем, сам Гурий Тушин, который так и умрет монахом Кирилло-Белозерского монастыря (в 1526 году, на восьмом десятке), оставит по себе довольно много учеников и будет признан великим старцем по всей России. Любопытно, что в 1484 году он, несмотря на молодость, ненадолго (на девять месяцев) оказался в должности игумена монастыря, будучи избран старцами, изгнавшими, наконец, прежнего игумена Серапиона, разорявшего монастырские порядки особенно сильно. Справившись с должностью «кризисного менеджера», Гурий, однако, немедленно ушел в отставку.

Подобно Иоанну Кассиану, Нил Сорский в своих писаниях старался систематически резюмировать то, что особенно потребно для руководства к спасению и что может особенно пригодиться тем, кто не имеет для себя наставника.

Московский раскол

Путешествие на Восток со впадает по времени с немаловажными общецерковными событиями – отделением восточно-русской части Киевской митрополии Константинопольского патриархата в полностью оформившийся раскол. Начиная с 1467 года московские митрополиты и все, кто с ними в общении, отлучены от Церкви грамотою Константинопольского патриарха (сохранился ее перевод на славянский, опубликованный впервые в 1976 году). А в Москве, в свою очередь, официальные церковные власти запрещают всякое церковное общение и с Константинополем, и с Киевом (фактически, Новогрудком), где пребывают каноничные митрополиты Киевские и всея Руси. Положение изменится только в 1560 году, когда митрополит Московский Макарий откажется от незаконной автокефалии и примет от Константинопольского патриарха назначение его экзархом для впервые тогда канонически устроенной Московской митрополии (теперь уже отделенной от Киевской); соответствующая грамота сохранилась и в греческом оригинале, и в современном ей славянском переводе (но они были опубликованы соответственно в 1901 и 2004 году, почему и не попали в поле зрения дореволюционных историков). Эта