Житие старца Паисия Святогорца - [15]

«Меня палила огнем любовь моих родных»

Словно мало было аскезы и труда на послушаниях, молодого послушника начал искушать диавол, который пытался расстроить его различными помыслами. Диавол нашел «больное место» Арсения — его сильную любовь к родным. Потом Старец рассказывал: «Вначале диавол "поджаривал" меня воспоминаниями о моих родных. Он приносил мне воспоминания то о матери, то о других родственниках. Иногда показывал мне их во сне больными, а иногда — умершими. Старший на послушании замечал, что я расстроен, и спрашивал, что со мной. Я шел на исповедь к игумену и вновь обретал мир. Вначале отрыв от своей маленькой плотской семьи и вхождение в великую семью Адама, в семью Бога, связан для монаха со скорбью и болью».

Бесовские явления

 Диавол не довольствовался одной лишь бранью помыслов, тем более, что не мог сдержать ими подвижничество юного послушника. Диавол являлся ему и в чувственном виде. Арсений видел диавола воочию и разговаривал с ним. Искуситель всеми способами пытался его устрашить и помешать его подвигам. Вероятно, из опыта он догадывался о том, что получится из этого юноши.

Послушник Арсений не приходил в смущение и страх от диавольских явлений. Он говорил: «Приходи-приходи, ведь ты мне помогаешь! Когда я забываю о Боге, ты помогаешь мне вспомнить о Нем и молиться».

Позже Старец вспоминал: «Ну разве останется искушение после таких слов? Оно исчезало в одно мгновение. Ведь искуситель не дурак, чтобы приносить монаху победные венцы».

— Геронда, под искушением Вы подразумеваете помыслы? — простодушно спросил его один монах.

— Брат ты мой! Искуситель — сам диавол! Понимаешь? Какие там еще помыслы? — ответил старец.

Юный, но мудрый послушник Арсений «человеческим вымыслом преодолел бесовское коварство[42]».

Постриг в рясофор

 27 марта 1954 года после установленного испытания послушник Арсений был пострижен в монашество. Он принял рясофорный постриг и был переименован в Аверкия. Игумен предлагал ему постриг в великую схиму, но тот отказался. «Я мог стать сразу великосхимником, потому что мне говорили: "В армии ты отслужил, и никаких препятствий у тебя нет", — рассказывал Старец. Но я ответил: "Хватит рясофора"».

Он считал себя недостойным великой схимы и, кроме того, не хотел связывать себя обетами пребывать в этой обители до последнего издыхания. Он любил жизнь в безмолвии и желал со временем ей последовать.

Трепещущий агнец

 Старец рассказывал: «Я помогал в церкви, неся послушание пономаря во время Всенощных бдений. Однажды, стоя в алтаре, я наблюдал за совершавшим Проскомидию священником. Когда священник произнес слова"жрется Агнец Божий", я увидел, что Агнец на дискосе трепещет, как живой ягненок, которого режут. Разве мог я после этого случая дерзнуть еще раз приблизиться к священнику во время Проскомидии! Из этого видно, что Таинство начинается еще с Проскомидии, чтобы там ни говорили некоторые...

[будто оно начинается лишь во время Евхаристического канона]».

Трезвенный делатель

 С этого времени он начал делать выписки из прочитанных книг. То, что помогало ему в духовной борьбе, он выписывал в отдельную тетрадь и старался претворить в дело. Его невидимый внутренний подвиг был следующим: немного чтения практических аскетических сочинений, многое внимание, непрестанная молитва и упорная работа над тем, чтобы очистить себя от страстей и стяжать Божественную Благодать.

Как во время послушания, так и на общих работах, куда выходила вся братия, он старался не прерывать молитвы. Работал быстро и молча. Старец Герасим Кутлумушский, бывший в то время в Эсфигмене, вспоминает: «Выходя на общие работы, мы разговаривали, смеялись, а он — молчал. Работал в сторонке и избегал многословия и осуждения. Он был очень внимательным монахом».

Однажды монастырь послал нескольких монахов — в том числе и отца Аверкия — за пределы Святой Горы — сажать на принадлежавшем Эсфигмену участке серебристые тополя. Вблизи участка была дорога, по которой проходили мирские люди. Отец Аверкий понудил свой помысел и свои глаза никого не видеть. И действительно, он совершил подвиг, подобный подвигу аввы Исидора Скитского,[43] который ходил в Александрию и не видел в ней никого, кроме патриарха. Глаза молодого монаха Аверкия были открыты лишь для того, чтобы видеть добрые примеры преуспевающих отцов и получать пользу.

Послушание до крови

Старец рассказывал: «В то время в монастыре был один брат столяр, отец И. Отцы приняли его по нужде, потому что сперва в Эсфигмене было семь столяров и плотников, а потом не осталось ни одного. Даже какую-то мелочь некому было сделать. Поскольку монастырь нуждался в этом монахе, ему многое позволяли, и он сильно возомнил о себе. Потом отец И. стал членом Духовного Собора и вообще перестал с кем-либо считаться. Кого бы из братии ни посылали к нему в ученики, никто больше недели выдержать не мог. Я, Благодатью Божией, проработал с ним два с половиной года. Слов нет передать, что я пережил. Но, знаете, какую я получил пользу! Он постоянно ругался, кричал. Видел он плохо и часто велел мне что-то делать неправильно. Я видел, что мы совершаем ошибку и потом придется все это исправлять, переделывать. Но, если я дерзал говорить ему об этом, он начинал кричать: "Ты что, еще не научился? Тебе надо говорить только два слова: "простите" и "благословите". Я умолкал. Вещь, которую мы делали, выходила наперекосяк. Помню, окна для церкви у нас получились все переделанные и перелатанные. Если отцы спрашивали, почему мы сделали окна так плохо, я ничего не отвечал. Ведь отец И. был членом Духовного Собора и, если бы хотел, мог сказать правду. А если он этого не хотел, ну так что же — значит, я откладывал себе про запас драхму-другую, то есть зарабатывал духовную мзду. Я тогда харкал кровью, а он кричал: "Эй, что ты там делаешь? Давай работай! Ведь так или иначе ты все равно не жилец на этом свете!" Когда мое состояние ухудшилось и врач сказал, чтобы я обязательно лег на два месяца в монастырскую больницу, отец И. пришел туда и начал кричать: "А ну, быстро спускайся вниз, нет у тебя никакой болезни!" Я оказал послушание, спустился и пошел на гору, где мы пилили каштаны и обтесывали бревна. Пошел я по одной заброшенной тропинке, чтобы отцы меня не увидели и старец И. не был скомпрометирован. По дороге у меня началось артериальное кровотечение, и я был вынужден вернуться. Потом отец И. снова пришел в больницу и строго спросил меня: "Ты почему не пришел работать, а?"